Девять месяцев, или «Комедия женских положений» - [91]

– Кому?

– И врачу «скорой», и нам. Он с ней приехал. Смелый. Или совестливый. Можно отдать должное...

– Да? А почему его не арестовали?.. Ну, или хотя бы не задержали?

– А за что, Глеб?

– Ну, не знаю... За незаконное занятие медицинской практикой.

– А разве он занимался медицинской практикой? Его сестра во Христе – или в ком/чём там – рожала себе, а он зашёл к ней чаю попить по такому случаю. Молитвы вместе читали. Живот руками гладил. Младенчиков новорождённых обтёр и запеленал. Какой тут криминал, скажи, пожалуйста?

– Ну, она могла бы написать заявление...

– Да ни в жизни никогда такие, как она, заявление не напишут. А даже если и напишут – пил чай, молился и баста! Первокурсник юридического факультета такое одним пальцем в клочья порвёт.

– Ну... Она же у него не одна такая «сестра», у Славика этого.

– Могло быть везде и всё гладко – дуракам везёт. А если накопится та критическая статистическая масса, когда осечки будут случаться всё чаще, то и тут – чай пил, молился. Ну, вот много у него сестёр рожающих. И чай с молитвой он любит. Хороший благостный духовный человек. Блаженный. За что его? – горько усмехнулась Соня. – Ну, в общем, матка не сокращается, с тётки кровь течёт, но совсем немного... «как при месячных». Так вот «духовный» Славик сказал, весь краснея и потея. Такой вот он стеснительный. Час чуть-чуть течёт, два чуть-чуть, «ну совсем-совсем немного»...

– Слушай, а чего это он всё время говорит, а не она?

– А она в шоке. В геморрагическом. Четвёртой степени.

– А сколько их всего, степеней этих?

– Четыре всего. Не беги впереди паровоза, мой любознательный.

– Молчу-молчу!

– А потом, говорит Славик, крови чего-то стало больше и она отчего-то покраснела. Из тёмной стала алой. Вот, говорит милый-милый Славик, прямо лаковая такая. Лаковая такая, понимаешь?!

– Не очень...

– Он термин угадал! Кровь, в которой свёртываемости уже кирдык, – так и называется в учебниках, в руководствах, в медицине вообще – лаковая! Она красивенько так мерцает... Это уже, считай, не кровь. Как бетон, в котором нет цемента, – не бетон, а лишь песок и вода! И значит, здание на фундаменте из такого бетона – песка и воды – не продержится!

– Ша-ша, не кипятись. Покури!.. Я не Славик, я – Глеб! Твой муж! – он шутливо поднял руки, мол, сдаюсь-сдаюсь.

– Прости. Сил уже просто никаких не осталось. Одну бывший муж избил по беременному от нынешнего животу ногами. Другая дома рожала двойню под молитвенное пособие. И всё в один день. Куда катится мир, если плотность подобных событий в нём зашкаливает?..

– Сонюшка, ну, не такова плотность, не такова. В этом же городе кто-то сегодня покупал цветы, кому-то признавались в любви, где-то гуляли с детьми и собаками. Всё хорошо. – Он подошёл к сидящей жене, и она обняла его руками за талию. Ни плакать, ни смеяться, ни верить, ни не верить не осталось сил. Хотелось просто вот так сидеть, обхватив его руками. И чтобы время остановилось в этой точке пространства и больше никуда не шло.

– В общем, вызвал он «скорую», оттранспортировали они её к нам. Ущемление второго последа. Кровопотеря чуть не пятидесяти процентов ОЦК[11]. Геморрагический шок четвёртой степени. Гомо сапиенсы после такого не выживают. А тут ничего – ни во время операции – органоудаляющей, разумеется, иначе уже никак, ручное спустя столько времени, да на такой перерастянутой матке, да с такой биохимией – лучше сразу в КПЗ пойти с вещами, – ни после. Матку удалили, крови, плазмы и всего остального налили. В общем, вся рота «в ружьё!». А привезли её, сам понимаешь – сюда, в обсервацию. Куда же ещё? Только у нас, в «духовной» клоаке, «духовная» на «духовной» сидит и «духовной» погоняет. В чистеньких физиологиях-патологиях – всё больше бездуховные дуры, посещающие женскую консультацию и понимающие, что раз они есть, эти женские консультации, родильные дома и врачи акушеры-гинекологи, то, видимо, боженька их и создал. В итоге – все акушеры на стрессе, успели только помолиться, что избежали материнской. Баба – в реанимации, но гемодинамика стабильная. В общем, примерно час назад можно было уже с уверенностью сказать, что она не умрёт в ближайшее время. Хотя говорить такое с уверенностью очень самонадеянно. Но, так или иначе, койку будет недели две занимать – не меньше! – такую нужную койку, даже если всё будет тьфу-тьфу-тьфу. Отделение неонатологии пополнилось двумя здоровыми младенцами, ну да их через дней семь детские переведут в детскую же больницу, потому что они не няньки-кормилицы, всё-таки, а врачи, и забито у них всё к тому же. Скоро на ночь домой будут разбирать, потому что детские медсёстры дежурные уже с ног валятся, а дополнительных ставок никто не выделяет – и эти-то делят между собой, а то не зарплата, а мыльный пузырь. В общем, такая вот «духовная» история приключилась... Глеб, извини, что не позвонила. Просто замоталась, да и телефон...

– Да ничего-ничего. Я сам поздно домой пришёл. Ну что, собирайся? Я, конечно, могу так всю ночь простоять с тобой, но, боюсь, у тебя до утра руки затекут.

– Ой, прости! – Соня действительно забыла, что так, прислонившись и обняв, она ему всё и рассказала до конца. – Глеб, я не поеду домой. Сейчас туда, утром – обратно. А утром мне надо на час хотя бы пораньше прийти. Две в ОРИТ, всех обежать, истории родов просмотреть и...