Девять карет ожидают тебя - [56]
— Хорошо. Пойдем сначала на виллу Мирей. В любом случае, они ее уже обыскали.
— Откуда ты знаешь?
— Ну, я так думаю, а ты нет? Но дяди там еще нет, petit, в этом я уверена. Побудем здесь немного и отдохнем, я сейчас мало на что способна. Заканчивай последнюю шоколадку.
— Спасибо. Я спать хочу.
— Сворачивайся клубком и спи. Я тоже.
— И пить хочу.
— Ручей, думаю, годится. Он течет прямо с горы. Рискнем.
Мы попили, легли на солнышке, обнялись и скоро спали. Зря я боялась, что мысли помешают мне заснуть. Сон упал, как черное облако, и отключил меня.
Я не шевелилась, пока солнце не улеглось на вершину горы, а тени деревьев не потрогали меня вечерними прохладными пальцами. Филипп уже не спал, сидел, положив подбородок на колени, и смотрел на далекие крыши. Озеро побледнело, как опал, покрылось первыми пятнами тумана. Вдалеке сияли снега Швейцарии. Я встала, подняла мальчика.
— Теперь показывай тропинку, petit, и пойдем.
Оказалось, он все достаточно хорошо помнит. Тропинка была на месте, потом узкая дорога, угол с гаражом и магазином, мимо которого мы прошли очень быстро, кто угодно мог узнать Филиппа, запомнить по предыдущим визитам. Он молчал, ясно было, что энергия в нем почти иссякла, вытекала, как песок из разбитых часов. Я думала о предстоящем долгом пути и злилась на себя за нерешительность. Стемнело. Мы шли по улице, зажглись фонари, людей попадалось мало. Грузовик выбрался из гаража, проехал, сверкая тусклыми львиными глазами фар. Большая машина пророкотала мимо по какому-то своему срочному делу. Двое рабочих на велосипедах. Где-то заиграло радио, пахло пищей. Филипп остановился, повернул очень бледное лицо:
— Сюда, мадмуазель.
Он показывал на узкую неосвещенную улицу между двух высоких заборов, через двадцать ярдов уже ничего не было видно, черные листья плюща звенели, как металлические. С противоположной стороны дороги раздался смех, женщина пронзительно крикнула что-то доброе и веселое. Открылась дверь кафе, вместе со светом вылетел божественный запах пищи. Мальчик сжал мою руку, но ничего не сказал. Да что это за удача, если ее не испытывать? Через две минуты мы сидели за красным столом у плиты, а высокий тощий мужчина в фартуке ждал наших приказаний.
До сих пор прекрасно помню запах и вкус всего, что мы съели. Сначала суп, первая восхитительная ложка почти за двадцать четыре часа. Это был creme d'asperge, он дымился в коричневых керамических мисках с ручками, похожими на уши гномов, на густой поверхности плавали и подпрыгивали кусочки спаржи. К супу давали масло, покрытое каплями росы и такие свежие булочки, что от их круглых отпечатков на столе шел пар. От этого супа Филипп ожил, как папоротник от воды. Когда прибыл пухлый, хрустящий по краям омлет, из которого вырывались сочные грибы, он набросился на него почти как любой маленький мальчик в обычных обстоятельствах. Степень моего истощения требовала чего-нибудь более солидного, и я получила кусок мяса. На его поверхности таяло масло, розово-коричневый сок тек между грибами, помидорами, крошечными почками и маленькими горами жареного лука. Если filet mignon можно перевести как дорогой и любимый кусочек мяса, то именно это название для него больше всего подходит. Когда мы с этим прекрасным блюдом слились в единую плоть, я смогла бы побороть весь клан Валми одной рукой.
Я поблагодарила официанта, когда он подошел, и его унылое лицо несколько просветлело.
— А что теперь, мадмуазель? Сыр? Фрукты?
Я взглянула на Филиппа, который сонно мотал головой, и засмеялась.
— Братик почти заснул. Не надо сыра, спасибо, месье. Cafe filtre, пожалуйста, cafe au lait и один бенедиктин.
Он повторил заказ, смахнул со стола крошку и отвернулся. Я спросила вслед:
— Вы не могли бы принести несколько жетонов?
— Безусловно.
Он взял деньги, скоро на столе появились чашки и маленькая кучка жетонов.
Филипп спросил:
— Что это?
Я даже удивилась, хотя конечно, месье граф и не мог никогда пользоваться общественными телефонами. Я объяснила, что это нужно, чтобы позвонить.
— Я тоже хочу, — сказал граф, проявив первые признаки оживления.
— Обязательно, mon gars, но в другой раз.
— Куда ты? — спросил он, не шевелясь, но будто вцепился в меня обеими руками.
— На угол за баром. Видишь, там телефон? Вернусь до того, как мой кофе отфильтруется. Оставайся здесь и пей свой и… Не разглядывай так тех мужчин, притворяйся, что ты был в таких местах тысячу раз, пожалуйста.
— Они не замечают.
Да, пока на нас не обращали внимания. Кроме нас в кафе было мало народу. Банда рабочих играла в карты. Стройный юноша, подстриженный en brosse[51], шептал что-то на ухо симпатичной маленькой цыганочке в черном тугом свитере и юбке. Могучая дама сидела у стойки и вязала что-то пестрое, как попугай, она мне улыбнулась, когда я прошла мимо. Во всяком случае никто здесь не искал молодую сероглазую шатенку с похищенным ею графом де Валми. Нас защищает не только удача, подумала я, шанс, что кто-то увидит и узнает нас в таком месте, очень мал. В приключенческих книжках про погони самое ужасное всегда — полная осведомленность всего населения. А в обычной жизни мало кто всем интересуется.
