— Мне до рэкета дела нет, — объяснял мне Ло. — Моя торгуй — моя плати Тонгу. Всегда так было. Всегда так будет. Так полозено. Узе тысяцу лет. А теперь — беда. Все банды стали резаться. Все сосли с ума. Резут друг друга, чтобы занять цузое место. Охраны нам нет. А моя лавоцка — это все, что моя имей. Терять не хоцу. Определятся — буду платить. Кто победи — тому и плати. Моя согласна. Но не сецас. Новый год приходи — моя плати. Но не сецас. Моя плати одному, его убивай, убийца опять ко мне приходи, моя опять плати?
Я начал было ссылаться на пресс-релиз мэра о «черной грезе», но Ло это не интересовало. Он уверял меня, что после Нового года опять восстановится порядок.
— Моя плати тысяцу долларов. Твоя — сиди весь Новый год. Сиди, отгоняй всякую сволоць от лавки. Моя плати, плати хоросо, твоя охраняй. Твоя согласна?
Я попытался объяснить, что он предлагает слишком много — в два с лишним раза больше моей дневной ставки, — но он и этого не принял во внимание. Питер заверил его, что равных мне нет, а Ло хотел самое лучшее. Мы довольно долго препирались, а потом я подумал: какого черта? Хочет старик порастрясти мошну — на здоровье. Я откажусь — он другого найдет. И потому я взял чек и сказал:
— По рукам! На Новый год — я в вашем распоряжении.
— Весь Новый год! Весь! Твоя сиди лавке и не выходи. Моя плати, хоросо плати — твоя стереги весь Новый год!
— Ну, разумеется. Я не надую. Когда приступать?
— Завтра приступать. Завтра Новый год нацинай, а концай — во вторник.
На секунду я остолбенел, а потом вспомнил, что китайцы празднуют новый год десять дней. Питер же меня предупреждал, и я был уверен, что старик знает о том, что мне это известно. В первый раз за все то время, что он провел в моем кабинете, я внимательно посмотрел на него.
И понял, что он старше, чем выглядит, — когда заглянул в его лучащиеся счастьем маленькие глазки, ожидающие моего слова, когда в ответ на мою улыбку заулыбался и он.
— Твоя довольна условия?
Я в задумчивости покусал нижнюю губу. Срочных дел у меня не было, но тысяча за десять дней риска — а черт их знает, сколько там шаек и сколько в каждой шайке грамотных молодых головорезов, — не самый высокий гонорар. Мой банковский счет был в полном порядочке, но — опять же! — большая часть денег приплыла на него из Чайна-тауна: если не прямо, то косвенными путями. Нет, не в том было дело, что я мог лишиться клиентуры: я достиг положения, когда на подвиги тянет меньше, чем в те дни, когда неизвестно было, удастся ли элементарно поесть?
Скверно, что я знал разницу между европейскими и китайскими обычаями до того, как старик пришел ко мне. Человек с самыми зачатками совести наотрез отказался бы получать такие деньги за день работы. Старик невольно загнал меня в угол. Передо мной стоял выбор: признать себя либо трусом, либо мошенником.
Я выбрал третий вариант и спросил, где находится лавка.
Вот почему на исходе восьмого дня я смотрел в окно и думал: чем бы мне заняться, кроме перечитывания — пятый раз — газеты? До сих пор все было удивительно гладко, однако печатное слово действовало на меня так угнетающе, что я уже стал мечтать о каких-нибудь происшествиях. Вычитанные мною новости были отвратительны. Судите сами.
Вот вам, пожалуйста, отчет о громком судебном разбирательстве. Некая девушка была принята на службу в юридическую фирму потому, что ее, благодаря смуглой коже, сочли пуэрториканкой, а фирме этой позарез требовалась хорошенькая цветная или чернокожая, чтобы доказать, какие левые там собрались либералы, и чтобы сделать следующим нашим президентом демократа, а не республиканца, правившего нами в качестве губернатора. Однако очень скоро выяснилось, что девушка — хоть и сильно загорелая, но белая, а белые девушки были правлению фирмы абсолютно не нужны. Эту квоту они уже заполнили, доказав всему человечеству, что уважают права женщин. В результате девушку немедленно со службы выперли. Она, не будь дура, подала на фирму в суд. И все это тянется уже два месяца.
Или вот история о том, как бывший муж прикончил свою бывшую жену: дело было в магазине готового платья. Нанес ей шесть ран, а увидев, что она шевелится, вконец обезумел и пробил ей череп бутылкой нашатырного спирта, каковую и вылил в образовавшееся отверстие. Потом с улыбкой слушал ее вопли и наблюдал, как у нее выкипают мозги. Даже не думал убегать и не сопротивлялся аресту, а просто сидел, смотрел и улыбался. Ну, тут его повязали, запихнули в машину, а он совершенно неожиданно возьми да и очнись. И, очнувшись, разбил головой боковое стекло и острыми осколками перерезал себе горло. Напечатано в «Пост». Называется «Трогательный семейный досуг».
Я перечитывал репортаж о последних похождениях Модельера, как вдруг руки мои сами собой стали скатывать газету в плотную тугую трубку. Потом уже я обвел глазами лавку и убедился, что мой внутренний радар не подвел и на этот раз. В дверь вошли двое тепло одетых юнцов: вошли и принялись разглядывать товары на витрине, хотя было совершенно ясно, что пришли они не за покупками. Об этом красноречиво свидетельствовали их мимика и телодвижения. Потом они подошли к Ло, и между ними завязалась беседа в несколько повышенных тонах — и по-китайски. Ну, тогда я тоже решил принять в ней участие и приблизился.