Девять дней в мае - [3]

Шрифт
Интервал

- Вы ребята, конечно, молодцы, что рискнули после кризиса вложиться в столь непопулярное дело как детский футбол, - сказал Небеседин.

- Мы занимаемся любимым делом, прививаем детям правильные русские ценности и стараемся отгородить их от влияния евросодома, - произнес Влад.

- Насиделся я в офисах, хватит с меня. Надо работать там, где нравится и получать удовольствие от труда каждый день, а не скакать как бараны по Майдану и вечно искать виноватых в своих проблемах, - Лёша поддержал точку зрения Влада.

- У меня есть мечта – хочу, чтобы годков так через семь, когда наши детишки подрастут наша «Барселона» заявилась во вторую лигу и играла там коллективом, полностью состоящим из наших воспитанников! – уверенно произнес Бондарь.

- Главное чтобы мальчишки людьми стали даже если из них и не выйдет классных футболистов. В этом я вижу свою миссию, - твердо сказал Шумков.

- А поле стандартное когда у нас появится? – спросил Небеседин.

- С этим пока проблемы. Геша, депутат от нашего района, все обещает пробить в горсовете выделение земли под поляну, но пузатые дяди за просто так ничего не дают. На Украину играем пока на «ЗОРе», там газон шикарный, катаем бесплатно – Геша помог. Поживем – увидим, - оптимистично сказал Влад.

- Так я после того как развалилась сахарная компания немного поработал в спортивном управлении при мэрии. Интересно было побыть в шкуре чиновника и попробовать себя на государственной службе. Бумажки всякие, аппаратные совещания – мне это всё было в диковинку. Короче я хотел через одного зама райадминистрации перевести в частную собственность заброшенный стадион, который все пацаны называют «Яма». Два месяца документы нужные собирал, всё было на мази и вот в самый кульминационный момент этого зама арестовали за взятку и закрыли в тюрягу. А больше у меня не было выходов ни на кого из влиятельных начальников и вся операция провалилась. Разочарование было сильным, столько писанины и различных согласований улетели в мусорное ведро. Уволился я из спортуправления. «Яма» до сих пор вся в бурьянах и кочках, - с грустью в голосе вспоминал Лёша.

  Оранжевая машина петляла по извилистым дорожкам и вскоре компания очутилась на въезде в курортный посёлок Затока. Прямо на обочине стоял блокпост украинской самообороны. Мордатые толстяки в камуфляже вальяжно расхаживали туда-сюда. У одного из них в руках был автомат Калашникова. Небеседин глянул в сторону блокпоста и увидел с детства знакомую физиономию гвардейца, стоявшего на шухере. Лысоватый дядечка предпенсионного возраста с типичной еврейской внешностью смотрел в бинокль. Вениамин с детства наблюдал за этим колоритным персонажем, условным Соломоном Шницельсоном. Дядечка всегда приходил на старый стадион «ЧМП» аккурат за час до начала игры, садился исключительно на первую трибуну в одном и том же месте, вынимал из футляра очки и принимался внимательно изучать предматчевую программку. Иногда Шницельсон приходил с коричневым кожаным портфелем, доставал из него рюмочки, коньячок и нарезанный лимончик, а потом культурно выпивал, угощая соседей по трибуне. В девяностые годы милиция закрывала глаза на распитие спиртного прямо во время футбола. Шницельсон всегда выглядел эталонным советским интеллигентом, еженедельно отбывающим пятидневное наказание в научно-исследовательском институте по изучению метеоризма у членистоногих млекопитающих, а в субботу и воскресенье находящегося в каких-нибудь Малых Кизяках на слёте любителей бардовской песни и почитателей книг братьев Стругацких. Соломон наверняка не смог приспособиться к жизни в условиях дикого капитализма, так как на новом стадионе «Черноморец» он теперь сидел на угловом пятом секторе. Престижная первая трибуна ему уже была не по карману. И вот этот безобидный израилев сын облачился в военную форму, прикрепил к груди жёлто-синюю ленту и стережёт Затоку от нападения мифических пророссийских террористов. Цирк, да и только.

- Всю жизнь кичились, что они евреи и вдруг резко стали украинцами! – сказал Небеседин, указывая друзьям на Шницельсона.

- Жидобандеровцы, - кратко произнес Влад.

Национальная самоидентификация одесских евреев весной 2014 года была главной темой для шуток у русских патриотов. Жидобандеровцы (так они сами себя назвали) громче всех кричали о своей любви к Украине. Рабиновичи в коллективном экстазе украинства отрезали себе пейсы и выбривали оселедцы. Выходящими из синагоги часто стали замечать горбоносых мужчин в вышиванках. Кошерное сало было хитом номер один гастрономического сезона, а в некоторых ресторациях предлагали мацой закусывать перцовку. Никто из жидобандеровцев и слышать не хотел о том, как галичане устраивали еврейские погромы во Львове в 1941 году.

- Люди здесь работящие. Видите вон домик трехэтажный стоит? Год назад его еще не было, а сейчас он уже готов к курортному сезону и приёму гостей. Сдача комнат туристам – самый выгодный бизнес в Затоке. Народ охотно вкладывается в строительство. Зимой, правда, немного печально. Все живут на заработанное летом и ждут теплого времени года, - рассказывал Шумков.


Еще от автора Всеволод Непогодин
Говнопоколение

Мне хочется верить, что в новом десятилетии исчезнут людишки, обожающие слушать шлягеры про рюмку водки на столе. Что наконец наступит закат семьи Михалковых. Что возникнет шлагбаум, преграждающий путь низкопробной американской культуре. Что прекратятся аварии на дорогах с участием высокопоставленных чиновников и членов их семей. Что разрешат двойное гражданство Украины и России. Что европеоидная раса даст жесткий отпор китайской экспансии. Что государствами не будут руководить лица, имеющие погашенные судимости.


Рекомендуем почитать
Дед Федор

Дед Федор не первый год намеревается рассказать автору эпизоды из своей долгой жизни. Но дальше «надо бы…» дело движется туго. Он плохой говорун; вот трактор — это дело по нему.


На усадьбе

Хуторской дом был продан горожанину под дачку для рыбалки. И вроде бы обосновалось городское семейство в деревне, большие планы начало строить, да не сложилось…


Тюрин

После рабочего дня хуторской тракторист Тюрин с бутылкой самогона зашел к соседям, чтоб «трохи выпить». Посидели, побалакали, поужинали — всё по-людски…


Похороны

Старуха умерла в январский метельный день, прожив на свете восемьдесят лет и три года, умерла легко, не болея. А вот с похоронами получилось неладно: на кладбище, заметенное снегом, не сумел пробиться ни один из местных тракторов. Пришлось оставить гроб там, где застряли: на окраине хутора, в тракторной тележке, в придорожном сугробе. Но похороны должны пройти по-людски!


Ралли

Сельчане всполошились: через их полузабытый донской хутор Большие Чапуры пройдут международные автомобильные гонки, так называемые ралли по бездорожью. Весь хутор ждёт…


Степная балка

Что такого уж поразительного может быть в обычной балке — овражке, ложбинке между степными увалами? А вот поди ж ты, раз увидишь — не забудешь.