Девяносто три! - [18]
Крестьянские дети ловят рыбу в тусклом пруду. Ни один не научится говорить по-немецки, ни один не увидит лакированное седло, ни один не поедет отдыхать на Красный остров, всех их убьют хирурги, отрежут им хуи, вспорют животы, скормят кишки собакам. Но об этом ни слова, тайна.
Дрожит наперсток. Продолжить?
— No. No means no.
— Well, from the mainstream standpoint, that would be the Aethyr Wor… Personally I think that the first 18 Calls are also to be used in this fasc… The only thing that ever made me throw up was herbs that have this specific side effect, like Hawaiian woodrose.
Remove his vocal cords. Шелест венецианской болтовни. Жулик из Бергамо, жулик из Кордовы, жулик из Восточной Моравии, нет спасения. Эти люди привыкли к крови, им недостаточно наших плясок. Крошечная москва дрожит под лунным сапогом. Как же ты занимаешься проституцией, если у тебя фимоз, иди к врачу, кретин. Приведи своего брата, племянника, сына, сделай же что-нибудь.
Д-р закрывает дверь, но детские вопли пролезают в скважину, словно зубная паста. We can feel. Работник: его глаза, его талия, его сапоги, его хитрые искры. На конюшне, в сокровищнице, в палатке. Бедра верного друга. Пальцы верного друга. Колокольчик верного друга.
31
"Какая-то нечисть". 1438–1938. Меняют буквы в словах, ломают будильники, высасывают жир (пиштако). Хочешь знать, сколько стоили эти складки?
Развернулся, схватил печать короля Бабабела. Расколотый пюпитр. "Свиньи, вы хотели меня запугать. Но вот уже вздымаются плиты, зеленая слизь сочится из трещин, жужжит пила, подставляй пальцы, висок, плечи. Я изуродую вас, выжму черные капли, растопчу. Думаете, я пришел заказать паркет, думаете, я выбираю вино, думаете, я рассматриваю рисунок на обоях? Нет, я пришел вас зажарить, вырвать печень, откромсать бритвой уши. На стене будет написано вашей кровью: H-r S-r, а потом "Свиньи! Свиньи! Свиньи!" — потому что вы свиньи, потому что вы свиньи, потому что вы свиньи. Ле-олам. Аминь".
Посланы испытания: встречи с ненужными людьми, горчичные хлопоты, приобретение шкурки. Свидание с хынеком-штрих, мазь в потусторонних кишках. Поездка в дрезден: подъем в семь утра, листерин разъедает язык, шестьсот единиц, больше не берет, шайзе. "He failed", — вышел, покачиваясь от горя, из кабинета языкознания, где проходило судилище. Будет кастрирован повстанцами.
Связка ненужных детей. Волочит по набережной, как каннибал блокадные санки.
— Что? Что вы с ними делаете?
— Да очень просто. Убиваем на хуй.
Перечитал снова, нет, так и есть: «Свиньи». Петлистый почерк хирурга. Селеста, ты хорошо придумала.
Он просит: запиши. "Мы оказались в картонной комнате, всюду эти загогулины, человечки, вроде как картины пердурабо. Не до смеха. Ничком парень в черном тряпье, даже не парень, а просто куча навоза. Умирающая машина для поглощения секреций. Пределы падения: нет никаких пределов. Просто лежал, не шевелясь. Покажу тебе, как мы тут и что. Вывернуть свою жизнь наизнанку перед одним из них: вот, погляди, что мне дорого больше всего. Можешь разодрать в клочья, закачать мне смертельный сироп. Потом поехали в пустой бар, лакричные лампы. Это Джек, мой экс. (Выебать парня по имени Дж., электростанция тщеславия). Просто Джек, demon.co.uk. Ссорились в автомобиле. Джинсы, выпуклые там, где надо. Жидкость в стопке, уж не наркотик ли? Просто шот, выпей. Их старые непонятные разговоры, грязь осталась в бороздах. Типа: сволочь, вернись. Падает ртуть. Стрелка вверх, вверх, вверх, к торговому порту. Пчелиный путь трамвая (он хотел завалить наш мини!). Жалобная песнь турка: "и белый, белый порошок". "Стоило мне появиться, старая сволочь тут же заторопилась домой. С глаз долой, деревенская гнида. Пусть исчезнет. Не хочу его больше видеть". Поцеловал королевскую печать.
Микробы, поселившиеся в крикливом итальянском дерьме. Микробы, поселившиеся в подводном китеже. Микробы, поселившиеся в дохлом море. Наша биография, наши хитрые вопли, наши фаланги, наш народный танец, наши пулеметы. Сперма наших летчиков, сперма наших космонавтов, сперма наших каскадеров. Слышал, как стучат деревянные башмаки, как путается пламя факелов в хищных глазах?
Алхимический дракон в тынском колодце. Такие заказы мы не берем. Смерть жирного славянского ублюдка: уснул под дубом вековым. Смерть невинного Ирода в райском огне. Паяльник в руках звезды.
Вы должны благодарить меня за то, что я пишу эти стихи в ваш альбом. Вы должны благодарить меня за то, что я щупал яйца вашего сына. Вы должны благодарить меня за то, что я целовал вашу собаку. Я — святой франциск, покровитель белочек и медвежат. Число мое: триста тридцать три.
"Катастрофические последствия землетрясения в северном иране", отзвук (предположим) калифорнийских оргазмов. Брошюра «Огнемет». Пантомима "Жених Дьявола". Космическая станция «Энтропия». Вилла "Гора костей".
Мать провожает Жана Донета: маслице, краюшка, соль в платочке. Туда, откуда родом майонез.
Кто мстит? Кто разбросал колючки, кто стряхнул лепестки? Кто растопырил глаз? Защити, князь десятого этира, пусть бетонные блоки оградят зайчика от злодеев.
История о Человеке с экзистенциальным кризисом, у которого возникло непреодолимое желание покрасить статую Ленина в желтый цвет. Как он пришел к такой жизни и как этому поспособствовали непризнанный гений актерского мастерства Вован, Артур Тараканчиков, представительница подвида «yazhematikus», а также отсутствие космической программы в стране Эритрея и старый блохастый кот, вы сейчас узнаете.
Свод правил, благодаря которым преступный мир отстраивает иерархию, имеет рычаги воздействия и поддерживает определённый порядок в тюрьмах называется - «Арестантский уклад». Он един для всех преступников: и для случайно попавших за решётку мужиков, и для тех, кто свою жизнь решил посвятить криминалу живущих, и потому «Арестантский уклад един» - сокращённо АУЕ*.
«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.
У околофутбольного мира свои законы. Посрамить оппонентов на стадионе и вне его пределов, отстоять честь клубных цветов в честной рукопашной схватке — для каждой группировки вожделенные ступени на пути к фанатскому Олимпу. «Анархо» уже успело высоко взобраться по репутационной лестнице. Однако трагические события заставляют лидеров «фирмы» отвлечься от околофутбольных баталий и выйти с открытым забралом во внешний мир, где царит иной закон уличной войны, а те, кто должен блюсти правила честной игры, становятся самыми опасными оппонентами. P.S.
В провинциальном городе все чаще стали нападать на так называемую «гопоту» – парней в штанах с «тремя полосками» с пивом и сигаретой в руках, бродящих по кабакам, занимающихся мелким разбоем, живущих без царя в голове. Известны организаторы этих «зачисток» – некие RASSOLNIKI. Лидеры этой группировки уверены – гопота это порождение Советского Союза и она мешает встать на ноги новой стране. Особенно гопота во власти, с которой RASSOLNIKI планируют бороться далеко не маргинальным методом.Тем временем в город приезжает известный журналист Александр Рублев, ему поручено провести расследование и сделать о RASSOLNIKах материал.