Девушки в шинелях - [12]
— Правильно рассуждаете, гвардии ефрейтор Носова, гнать их надо в три шеи. Ну, мы малость отвлеклись, елки-моталки. А теперь, девчата, давайте собрание начинать.
— На повестке один вопрос, — наклонилась над блокнотом Шура Шляхова. — «Как мы встречаем 26-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции». Кто за данную повестку?.. Единогласно. Какие будут мнения по составу президиума?
— Два человека.
— Персонально?
— Шляхову!
— Обуховскую!
— Я предлагаю еще ввести в президиум коммуниста Булавина, — сказала Шура Шляхова. — Возражения есть?
— Нет! — поддержали ее подруги.
— А теперь разрешите предложить вашему вниманию небольшой доклад, — голос Шуры дрогнул, но она быстро справилась с волнением. Говорила недолго, почти не заглядывая в свой блокнот, но так, что каждое слово западало девушкам в душу. Особой болью и гневом дышали ее последние фразы:
— Оккупанты бесчинствуют на нашей земле. Они хотят сделать нас рабами. Мы с вами свидетели всего этого. И у каждой из вас есть свои счеты с фашистами. Я мщу за слезы Украины! Аня Носова — за погибшего брата! Полина Крестьянинова — за отца! Вместе с Ниной Обуховской она уничтожила недавно расчет немецкой пушки и офицера. Открыла счет Соня Кутломаметова и другие девушки-снайперы. Но это только начало! Мы будем бить и бить проклятых фашистов, пока их ни одного не останется на нашей советской земле.
«Смерть немецком оккупантам!» — вот наш боевой девиз.
— Кто желает выступить?
— А что тут много разговаривать. Истреблять надо фашистов и точка! — сказала Макарова.
— Правильно говорит Люба!
— Пусть Нина Обуховская скажет, — приподнялась Аня, — как они с Полиной Крестьяниновой уничтожили расчет.
— Комсомольцы просят, — повернулась к Нине Шляхова.
— Да что там рассказывать? — поднялась в смущении Нина. — Как обычно, выбрали место засады… А утром, когда фрицы выкатили пушку, подбили расчет…
Она умолкла и растерянно посмотрела на Полипу.
— А как ты думаешь встречать праздник? — видя ее заминку, подбодрила Шляхова.
— Я считаю, что надо всем «поохотиться» и настрелять фрицев побольше.
— Правильно! Правильно говорит Обуховская! — сразу раздалось несколько голосов.
— Тише, девочки! Давайте выступать по очереди. Кто еще? Давай, Носова.
— У меня с фашистами свой счет! — Голос Ани был жестким. — А предложение у меня будет такое: седьмого ноября после «охоты» собраться за фронтовым столом.
— Молодец Носова! — отозвалась Маринкииа. — Обязательно надо всем вместе отметить наш праздник.
— Разрешите мне? — встал Булавин.
— Пожалуйста, товарищ гвардии капитан.
— Товарищи! — взгляд капитана задержался на Ане. — Враг жесток, коварен. Но мы должны его вымести с нашей земли. И вы совершенно правильно понимаете задачу нашей партии здесь, на фронте. Фашисты уже обломали свои клыки о Москву. Получили по заслугам под Сталинградом и на Орловско-Курской дуге. Выходит, елки-моталки, треплем мы фашистов за загривок по всем статьям! Все вы видели, как фрицы драпали из Невеля…
— Видели!
— Почуял фашист нашу силушку. И теперь кишка тонка у Гитлера, чтобы наше наступление остановить. Урал вовсю гонит броню сюда, на фронт, а мы ею ломаем оккупантам хребет. Ваша задача как снайперов нанести врагу возможно больший урон в людской силе. Правильно тут гвардеец Обуховская внесла предложение — день годовщины Октября встретить по-снайперски — нащелкать, как она точно выразилась, побольше этой мрази. Пусть ваша солдатская пуля разит врага в самое сердце!..
Последний бой Ставского
Нина вышла из землянки. Глазам стало больно от ослепительной белизны: на солнце искрился свежий снег. Еще вчера земля лежала черная, обожженная взрывами, а сейчас выглядела стерильной, словно перебинтованная чьими-то заботливыми руками. Лишь кое-где у ходов сообщения пестрели пучки увядшей травы, напоминая об ушедшей осени.
— Нина, ты куда пропала? — донеслось из землянки.
— Иду! — откликнулась она, сгребая с кромки траншеи горсть пушистого снега. Войдя в землянку, незаметно сунула его за ворот Ане.
— Ой, Нин-на-а! — заплясала на месте Аня, вытряхивая холодный комочек. — Ну, погоди!
— Снег выпал? — приподнялась с лежанки Полина. — А мы залегли тут, как суслики в поре, и ничего не видим.
Вошла Шура Шляхова. Ее вызывал комбат. Лицо ее, румяное с мороза, загадочно улыбалось.
— К нам в батальон едет… — обвела она всех своими большими голубыми глазами: — депутат Верховного Совета СССР, корреспондент «Правды» писатель Владимир Петрович Ставский.
— Ой, какой большой человек к нам едет в гости! — воскликнула Аня. — Никогда еще живого писателя не видела.
— Так что, подруженьки, давайте наводить марафет.
— Это мы, Шурочка, мигом! — подхватив с лежанки свою шинель, Аня повесила ее на гвоздь. — Нина! Полина! Шевелитесь! Нечего прохлаждаться.
— Угомонись, Лика. Не спеши. Сначала пойдем пыль из одежды повыколотим на снегу.
— Ценное предложение, Нинок! Идем…
Вечером в землянку вошел Ставский. Высокий, плечистый, он ссутулился у порога. Кирзовые сапоги, выглядывавшие из-под плащ-накидки, облеплены были грязью. Снег, что выпал ночью, растаял, и теперь окопная жижа липла к ногам.
