Девушки из Шанхая - [78]

— Стоп! — кричит режиссер.

Мэй подбегает ко мне, помогает мне встать и с тревогой спрашивает:

— Ты в порядке?

Я в таком смятении, что не могу говорить. Я киваю, и Мэй вопросительно смотрит на меня. Мне не хочется говорить о своих чувствах — не хотелось говорить об этом в Китае, когда я пришла в себя в больнице, не хочется и теперь. Я забираю у нее Джой и крепко прижимаю свою дочь к себе. Когда подходит режиссер, я все еще дрожу.

— Это было потрясающе, — говорит он. — Ваш крик был слышен за два квартала отсюда. Можете повторить? — Он умоляюще смотрит на меня. — Можете повторить еще несколько раз?

Я молчу, и он продолжает:

— Мы заплатим еще и вам и девочке. Крик — это уже роль со словами, и я обязательно сниму ее личико.

Мэй крепко сжимает мою руку.

— Вы согласны? — спрашивает он.

Я пытаюсь выбросить из головы воспоминания о хижине и подумать о будущем своей дочери. В этом месяце мне удалось бы отложить для нее чуть больше.

— Постараюсь, — наконец отвечаю я.

Мэй еще сильнее вцепляется мне в руку. Когда режиссер отходит, она оттаскивает меня в сторону.

— Позволь мне покричать вместо тебя, — умоляет она шепотом. — Пожалуйста, пожалуйста, позволь мне.

— Это же я кричала, — говорю я. — Мне хочется, чтобы из этой ночи все-таки вышло что-то стоящее.

— Это мой единственный шанс.

— Тебе всего двадцать два…

— В Шанхае я была красоткой, — продолжает Мэй. — Но это — Голливуд, и мне осталось не так много времени.

— Мы все боимся постареть, — говорю я. — Но мне тоже этого хочется. Ты что, забыла, что я тоже была красоткой?

Она не отвечает, и я пускаю в ход единственный аргумент, перед которым, как мне кажется, она не сможет устоять:

— Я вспомнила то, что произошло в хижине.

— Ты всегда используешь тот случай, чтобы получить то, что тебе нужно.

Я делаю шаг назад, пораженная ее словами:

— Что ты сказала?

— Ты просто не хочешь, чтобы у меня было что-то свое, — говорит она отчаянно.

Я стольким ради нее пожертвовала — как она может так говорить? С годами моя обида растет, но она еще ни разу не помешала мне дать Мэй все, чего она желает.

— Все возможности всегда доставались тебе, — продолжает Мэй уже громче.

Теперь я начала понимать, что происходит. Если ей не удается добиться того, что ей нужно, она пытается взять это силой.

— Какие возможности?

— Мама с папой послали тебя в колледж.

Этот аргумент несколько устарел, но я отвечаю:

— Ты же сама не хотела.

— Все любят тебя больше, чем меня.

— Это просто смешно…

— Даже мой собственный муж предпочитает тебя мне. Он с тобой всегда так мил.

Какой смысл спорить с Мэй? Мы вечно ссорились по одним и тем же поводам: наши родители любят одну из нас больше, у одной из нас есть что-то лучшее — будь то мороженое с более вкусным сиропом, модная пара туфель или более общительный муж, или же одна из нас хочет сделать что-то вместо другой.

— Я кричу не хуже тебя, — давит Мэй. — Снова прошу: пожалуйста, позволь мне это сделать.

— А Джой? — мягко спрашиваю я, наступая на больную мозоль моей сестры. — Ты же знаешь, что мы с Сэмом откладываем деньги, чтобы она могла поступить в колледж.

— До этого еще пятнадцать лет. И ты думаешь, что китаянку возьмут в американский колледж?

Глаза моей сестры, весь вечер сверкавшие радостью и гордостью, смотрят на меня враждебно. На мгновение я переношусь в прошлое, в нашу кухню в Шанхае, в тот день, когда повар пытался научить нас делать пельмени. Сначала нам было весело, но все обернулось ужасной дракой. Теперь, много лет спустя, вечер, обещавший быть приятным развлечением, оказался мучительным. Я смотрю на Мэй и вижу в ее взгляде не только ревность, но и ненависть.

— Отдай мне эту роль, — говорит она. — Я ее заслужила.

Я думаю о том, что она работает на Тома Габбинса, что ей не приходится весь день сидеть взаперти в одном из наших предприятий, что она ходит на съемки вместе с моей дочерью и проводит время вне китайских кварталов.

— Мэй…

— Не надо снова начинать свое брюзжание, я не желаю этого слышать. Ты отказываешься видеть, как тебе повезло. Знаешь, как я тебе завидую? Ничего не могу с этим сделать. У тебя есть все. У тебя есть любящий муж, который разговаривает с тобой. У тебя есть дочь.

Вот! Она это произнесла. Я отвечаю так быстро, что не успеваю обдумать свои слова:

— А почему тогда ты проводишь с ней больше времени, чем я?

Сказав это, я тут же вспоминаю старую поговорку, гласящую, что в рот входят болезни, а изо рта выходят катастрофы. Порой слова оказывают более разрушительное действие, чем бомбы.

— Джой больше нравится быть со мной, потому что я обнимаю и целую ее, потому что я держу ее за руку и разрешаю ей сидеть у меня на коленях, — парирует Мэй.

— Это не по-китайски. Подобные прикосновения…

— Когда мы жили с родителями, ты в это не верила.

— Да, но теперь я мать, и я не хочу, чтобы Джой выросла разбитым фарфором.

— Она не станет падшей женщиной только из-за того, что ее обнимала мать!

— Не учи меня, как воспитывать мою дочь!

Услышав ярость в моем голосе, люди удивленно на нас смотрят.

— Ты не позволяешь мне ничего, а папа обещал, что, если мы согласимся на брак, я буду работать в Хаолайу.

Все было не совсем так. И она уходит от разговора. И она все запутывает.