В ресторане двое каких-то рослых и нахальных молодых людей хотели Рыжего мужчину побить. Рыжий дал знак телохранителям не вмешиваться, чуть согнул ноги в коленях и прикрыл лицо ладонями. Теоретически Рыжего избить было можно, но практически в Петербурге это могли сделать два-три человека, при условии, что они бы вышли вместе против одного Рыжего. От получения удара ногой в солнечное сплетение рослых молодых людей отделяло полшага. Рыжий намеривался ударить молодых людей одновременно. Одного правой ногой, другого левой. Но вместо того чтобы эти полшага сделать, один рослый молодой человек сказал другому:
— Да, брось ты, Колян, этого жаренного рака. Он и так уже обосрался. Не будем пачкаться. Пойдем лучше ещё выпьем!
После чего несостоявшиеся хулиганы, обнявшись и пошатываясь, отправились к своему столику. Рыжий стоял как оплёванный. Телохранители давились от смеха. Марина облегченно вздохнула. Она вскочила со стула и хотела, по старой салехардской привычке, стать между мужиками, чтобы не допустить драку, но не успела.
После ресторана Рыжий, от волнения сильно потея и покрываясь красными пятнами, пригласил девушку навестить его скромную обитель возле Аничкого моста. О спальне из запасников Эрмитажа и машине с розами он распорядился заранее. Марина улыбнулась уголками губ, сказала, что шутка с её поступлением была мила и трогательна, забрала свой чемодан и на трамвае поехала ночевать на Витебский вокзал, попросив Рыжего её не провожать. Рыжего попросили, он не поехал.
На вокзале дежурный милиционер в чине подполковника в категорической форме потребовал, чтобы Марина спала не на скамейке, а на кровати, которую его подчиненные поставили недалеко от входа в ресторан, чтобы официанты с едой могли быстро добежать по вызову дежурившей у кровати начальницы детской комнаты милиции. Для этой же цели повара получили милицейское переговорное устройство и оставались на рабочих местах после закрытия ресторана.
После того как Марина заснула, милицейский подполковник, после консультации с вышестоящими инстанциями, очистил зал ожидания от всех присутствующих, кроме непосредственно занятых в операции. Проснулась Марина рано: открытие железнодорожных касс пришлось задержать только на полчаса. Она открыла глаза и подняла голову. Рядом с ней стояла молодая женщина с несколько грубоватым обветренным лицом и сильными руками. Их взгляды встретились, и Марина вежливо спросила:
— Скажите, где здесь туалет?
— Для тебя везде, — быстро ответила крепкорукая.
Марину ее ответ почему-то обидел.
— Кто вы, и почему вы со мной разговариваете в таком тоне? — неуверенно спросила Марина. Она еще не окончательно проснулась и силилась понять, почему лежит на огромной кровати посреди огромного пустого зала и только возле нее суетятся какие-то взрослые солидные люди.
— Меня зовут Вера. Я твоя помощница, а разговариваю я с тобой в таком тоне, потому что я никого не боюсь. Даже тебя, — ответила женщина с обветренным лицом.
Господи, а почему даже меня? — удивилась Марина, — что я могу вам сделать плохого?
— Ты можешь сказать Рыжему, что ты мною не довольна, — объяснила Вера, — в этом случае меня вернут в лагерь, где я провела шесть лет и мне предстоит там провести еще двенадцать. Но если первые шесть лет я сотрудничала с тюремной администраций и, относительно, жила не плохо, то после моего возвращения в лагерь со мной будут браться по всей строгости.
— Ну и в чем вы будете мне помогать, — спросила потрясенная Марина.
— Во всем, — объяснила Вера, — прикажешь, потру тебе спину в бане, прикажешь, сдам за тебя экзамены в педиатрическую академию. Кстати, один из педиатров рвется с тобой пообщаться. Прикажете пустить?
Пустите, пустите, — замахала руками Марина. Стать детским доктором она мечтала с раннего детства.
— Проходи милый, — обратилась Вера к солидному мужчине, чье лицо было Марине знакомым, — но не затягивай. Помни, что у нас на очереди туалет.
Заметно осунувшийся после бессонной ночь председатель приемной комиссии робко поцеловал Марине руку и, заикающимся от волнения голосом, несколько многословно, стал рассказывать ей, как он будет счастлив видеть её в качестве студентки и с каким нетерпением из-за этого он ждет наступления первого сентября.
— Значит, я поступила в педиатрическую академию? — уточнила Марина.
— Девушка дивно как хороша, но туповата, — громко сказала Вера. Председатель приемной комиссии мысленно согласился с Верой, но высказаться не решился.
Далее началась учеба на первом курсе. Марина благосклонно согласилась получить общежитие, но от других подарков отказалась категорически. Ее соседкой по комнате случайно оказалась Вера.
— А ты что здесь делаешь? — изумленно спросила ее Марина.
— Да вот, полюбила в тюряге лечить детишек, только мало мало подучиться надо, — ответила Вера.
— Но ты даже не была на вступительных экзаменах! — изумилась Марина.
— Какие мы нежные, — пожала плечами Вера, — чтоб в институт по блату поступить — это мы ни-ни.
После чего Вера по хозяйски поставила свой рюкзак на кровать и стала переодеваться. Марина смотрела на ее плечи, где под татуировкой неприличного содержания катались мощные мускулы, и в ее душе зародились подозрения, что от Рыжего ей так просто избавиться не удастся.
