Девушки для диктатуры сионизма - [12]

— Черт его знает, может божий дар поможет, — сказал он.

— Да, минет здесь не поможет, — констатировала народная целительница, выслушав просьбу Пятоева.

— А я вам что говорил, — согласился с ней Штурмбанфюрер, — случай исключительно сложный. Вся надежда только на вас.

— Формулирую боевую задачу, — повторил Пятоев, — необходимо на какой-то промежуток времени поселиться в Израиле. Пускают туда только евреев, а я русский.

— Прямо беда, — поддержал Пятоева Штурмбанфюрер, — не знаем, что и делать.

— А я, кажется, знаю, мальчики, что вам нужно делать, — после долгого раздумья сказала народная целительница.

— Ну да? — удивился Пятоев.

— Ну, что я тебе говорил? — ликовал Штурмбанфюрер.

— В сущности, с вашей, майор, внешностью, это сделать элементарно, — продолжила народная целительница, — уж можете мне поверить как специалисту.

— Что же особенного есть в моей внешности, — спросил Пятоев, — не хотите ли вы сказать, что я похож на еврея?

— Вовсе нет, — успокоила его народная целительница, — вы далеки от этого как никто. Дело совсем в другом. Я хотела сказать, что красавец-мужчина.

— Я слышал, что в Израиль пускают красавиц-женщин, и то по рекомендации следователей псковской милиции, — сообщил Пятоев, — а о том, что там с легкостью селятся красавцы-мужчины, я слышу впервые.

— Майор, прыжки с парашютом отучили вас смотреть на вещи широко, — поморщилась народная целительница, — в вашей ситуации нельзя же быть прямолинейным как команда «равняйсь». Любую ситуацию необходимо вначале обсосать, а потом преломить в себе творчески. Вот вы рассказали мне, что когда-то были знакомы с девушкой по фамилии Герштейн. А ведь она еврейка.

— Еврейка то она, а в Израиль нужно мне! — начал терять терпение Пятоев.

— Таким нетерпеливым вам нужно быть не со мной, а со своей будущей супругой, — одернула его народная целительница.

— Какой супругой, — удивился Пятоев.

— Той самой, которую вы так коварно обольстили в юности, — народная целительница была неумолима.

— Боже мой! — воскликнул чувствительный Штурмбанфюрер, с отвращением глядя на своего лучшего друга.

— Вы латиноамериканские сериалы смотрите? — строго спросила Пятоева народная целительница. Игорь признался, что не смотрит.

— Вот и напрасно, — продолжала напирать целительница, — в них есть много забавного и поучительного. Герштейн готовит моего внука к поступлению в институт. Между прочим, она замечательный педагог. Но личная жизнь у нее не сложилась и она одна воспитывает двух сыновей. Я не вижу ничего удивительного в том, что после отставки из рядов Вооруженных Сил в майоре Пятоеве проснулась совесть, и он вновь захотел увидеть растленную им много лет невинную девушку. Он приходит на улицу Авиаторов, которая расположена в микрорайоне индивидуальной застройки по Ленинградскому шоссе и названа так в честь военных летчиков, разместившихся в Пскове с начала века, находит дом 5 и бросается ей в ноги. Любовь вспыхнула в нем с новой силой. А она любила его все эти годы. Счастливые влюбленные немедленно вступают друг с другом в брак и вскоре отбывают на постоянное место жительства в государство Израиль. Оказывается, невинная когда-то девушка по национальности была еврейка, а ее избранник попадал под израильский «закон о возвращении» как член ее семьи. Вы все поняли, мальчики? — закончила свое повествование народная целительница.

— Поняли, поняли, — радостно загомонил Штурмбанфюрер, — мы все поняли.

— Тогда идите и работайте, — напутствовала их мудрая и учившая жизнь не по учебникам женщина.

— Ты знаешь, Володя, мне как-то неудобно, — сказал Пятоев, когда они садились в «Таврию».

— Да что ты волнуешься, — успокоил его горящий энтузиастом Штурмбанфюрер, — да с твоими мускулами любую бабу в постель завалить, что мне два пальца чаем облить.

— Да не в том дело, — замялся Пятоев, — некрасиво это как-то. И тогда я с ней так обошелся. Она же девочкой была.

— Теперь я понял, почему мы с Чечней никак справиться не можем, — сказал Штурмбанфюрер и повернул в сторону улицы Авиаторов.

— Ой, да лишнее все это, — засуетилась Герштейн, когда Штурмбанфюрер начал выставлять на стол шампанской и фрукты, — Я так рада видеть тебя, Игорек. Я слышала, что ты в армии служишь, геройствуешь, наверное, как всегда, говорят, даже чуть в космос не слетал. Ну, да располагайтесь, располагайтесь. А вы, наверное, сослуживец Игоря?

— Штурмбанфюрер, — щелкнул каблуками хозяин магазина «Черный следопыт». Придти в дом к еврейке с татуированными нацисткой символикой руками он счел не приличным, а потому надел пиджак и галстук. Впрочем, конспиратором он оказался никудышным.

— Боже мой, — удивилась Герштейн, — неужели в армии ввели сейчас это звание?

— В армии не ввели, — упавшим голосом сказал Штурмбанфюрер, — я служу в других структурах.

— Да что вы говорите, — сказала Герштейн, разливая своим гостям чай, — Ну а ты Игорек? Почему ты о себе ничего не рассказываешь?

— Аня, я хочу на тебе жениться, — по военному прямо доложил Пятоев.

— Наконец-то, — рассмеялась Гольдштейн, — Почему ты не предложил мне это раньше? Вы знаете, Володя, я раскрою вам маленькую тайну. Игорек был самый красивый мальчик в нашем классе. Тайно в него были влюблены не только мы, но и все девочки из 10-го «Б». А я уже тогда была толстушка, и на меня он внимания совершенно не обращал. Но, к своей чести, могу сообщить, что однажды, уже на выпускном вечере, мне все же удалось добиться его благосклонности. Хотя для этого мне пришлось все ночь провести с ребятами на берегу реки, где я пила отвратительное вино и замерзла как цуцик. Мое сердце согревало только то обстоятельство, что мы жили рядом, и я знала, что ему придется провожать меня до дома. Игорь ты помнишь этот эпизод нашей учебы в средней школе?