Девушка в зеркале - [60]

– Ладно, а как проходили роды? – спрашивает Дэниел. – Была ли какая-то родовая травма? Или матери делали кесарево?

– Без понятия, – отвечаю я, беспечно поднимая руки вверх. – Все напрочь из головы вылетело!

Дэниел резко сбрасывает газ, и его голова поворачивается ко мне, как на шарнире. Рискую бросить на него взгляд. Его золотистые глаза буквально ввинчиваются мне прямо в душу.

– Из головы вылетело? – медленно повторяет он. – Как такое может быть?

Его глаза блуждают по мне.

Он знает. Знает! Или вот-вот догадается.

Говорю первое, что приходит мне в голову:

– Дэниел, я не беременна.

Это срабатывает. Тарквин мигом вылетает у него из головы. Умоляю его не говорить Адаму, что я потеряла ребенка, и он заверяет меня, что неприкосновенность врачебной тайны священна.

– Пусть даже мы с Адамом братья, я ничего ему не скажу, – обещает Дэниел, похлопывая меня по руке. Потом добавляет: – Подумать только, в довершение всего вы еще и перенесли выкидыш, совсем одна посреди океана!..

Похоже, его реально пробирает дрожь. Он искренне сочувствует мне, моей потере. Останавливает машину, хотя припарковаться особо негде.

Мы на перевале холма, почти в самой высокой точке Сейшел, и под нами раскинулся простор Индийского океана – настоящее пиршество синевы. Цвет, который, как мне казалось, я уже никогда не полюблю. И пусть даже прямо в данный момент я в полнейшем раздрае, меня отвлекает эта неземная красота. Здесь выше, чем на топе мачты, но ощущения те же самые. Вокруг – лишь голубой воздух и беспечное сияние солнца.

– Сколько у вас было недель, когда вы потеряли ребенка? – спрашивает Дэниел.

Да что же это, блин, такое с этой медицинской публикой – что за ненормальная зацикленность на неделях?

– Срок был очень ранний, – отвечаю я. – Я только успела узнать, что беременна.

Дэниел намекает, что после выкидыша у меня могут быть осложнения и что мне все равно надо понаблюдаться.

– Лучше бы все-таки сказать Адаму… Вам не стоит пробовать забеременеть опять еще как минимум три месяца.

Пропускаю этот совет мимо ушей, естественно. По какому-то вдохновению вешаю голову и выламываю руки, будто бы от стыда.

– Жаль, что не знала этого раньше, – лепечу я.

Дэниел стреляет в меня взглядом. Уж не прячется ли за его золотистыми глазами лукавая улыбка?

– Вполне можно понять, – говорит он, немного помолчав. – Вы встретились после такой долгой разлуки… Но особо по этому поводу не беспокойтесь. Так скоро после выкидыша вряд ли стоит ожидать повторной беременности.

Вот и еще одна причина не сообщать Адаму, что никакая я не беременная. Помимо того, что беременность доказывает, что я действительно Саммер, Адаму и в голову не придет предохраняться.

Ну как я могу пройти через подобный кошмар и не получить в конце игры хоть какой-то утешительный приз? По-моему, сто миллионов долларов – вполне честная компенсация за жертвы, на которые пришлось пойти. Деньги будут нелишними, поскольку работа ни юристом, ни медсестрой мне уже не светит.

Дэниел опять заводит мотор, и автомобиль скользит дальше, спускаясь к «Ля Бель Романс».

– Итак, о чем мы там говорили до этого, дитя океана? – спрашивает он. – Ах да. О проблемах со здоровьем Тарквина. Давайте все-таки обсудим их…

* * *

Но вопросы про Тарквина никогда не могут быть сложнее самого Тарквина. Уже дергаюсь, еще только вылезая из машины. Я и без того все запутала, заставив одного мужчину думать, что я беременна, а другого, что нет, а вот теперь должна еще и натурально вступить в бой с какой-то мелкой козявкой…

Затормозили мы возле бунгало, стоящего в роскошном саду. Это дом матери Дэниела – или, как ее называет Адам, тети Жаклин. Высокая и статная, как статуя, с длинными, сложно заплетенными волосами и обворожительной улыбкой, она проводит нас в свою гостиную, где ожидает Адам с несколькими другими Роменами.

– Мама приехала! – кричит Жаклин Тарквину, когда мы входим, но этот маленький бесенок уклоняется от меня. Зарывается в подушки дивана, пряча лицо и хныкая. Адам оторопело переводит взгляд с него на меня.

Я планировала подхватить ребенка и так сильно сдавить его в объятиях, чтобы заглушить любые его протесты, но меня словно приморозило к месту.

На выручку мне приходит Жаклин. Выдергивает Тарквина из его укрытия и с размаху впихивает мне в руки. Прежде чем я успеваю уронить его, наматывает вокруг нас разноцветную полосу ткани, привязывая его мне к животу.

– Вот как детишки наказывают своих мам, когда те пропадают так надолго! – произносит она своим теплым музыкальным голосом, словно наказание со стороны собственного ребенка – это ах как восхитительно. – Он должен опять научиться вас любить. Бедняжка страдал в больнице, а вас там с ним не было. Он же не знает, через что вам довелось пройти…

Черт. Я так и не задала ни единого вопроса про ту операцию. Стала бы Саммер сейчас разматывать пеленки, чтобы посмотреть, как заживает порезанная пиписька? Или это будет выглядеть стрёмно?

Тарквин так и изворачивается внутри самодельной перевязи, и я моментально покрываюсь по́том. Совершенно исключено, что с этим бьющимся зверенышем, намертво пристегнутым ко мне, я продержусь хоть сколько-то долго. Буквально через какие-то секунды моя рубашка маслянисто прилипает к телу. Запах совершенно тошнотный. Я что, наступила на собачью какашку?