Девушка в красном - [4]
Берег оказался крутоват, и с одной ногой карабкаться было неловко, что вверх, что вниз, хотя подниматься всё-таки чуть легче. Спускаясь, она боялась потерять равновесие и шлепнуться, как никогда ощущая разницу между протезом и здоровой ногой, а чем больше она сосредоточивалась, тем более неловкой становилась.
В паре шагов от воды она поскользнулась и здоровой ногой влезла в ручей. Выругалась. Водонепроницаемым ботинкам ничто не грозило, а вот брюкам… Вода добралась до лодыжки и промочила носок.
Мокрые носки она ненавидела чуть ли не больше всего на свете, хуже них была только лакрица (ее передёргивало при одной мысли об анисо-фенхелевом или чёрт его знает каком запахе) и любители зависнуть посреди прохода в магазине, уткнувшись в телефон и загородив проход нормальным покупателям. Впрочем, такие нынче, считай, перевелись, да и на лакрицу наткнуться не так-то просто.
Вблизи ручей оказался глубже, чем представлялось с ее наблюдательного пункта. На ее взгляд, вполне достаточно, чтобы скрыть от случайного путника эту гадость, которую пришлось тащить в руке. Скорей бы от нее избавиться. Краш с облегчением швырнула пистолет в самую середину ручья, и тот с тихим всплеском канул на дно. Разглядеть оружие с берега не удавалось, и она понадеялась, что на глубине нескольких футов его никто не найдет. А если найдут, то к тому времени пистолет заржавеет и выйдет из строя.
Она присела на илистом берегу и протянула руку с бутылкой, чтобы наполнить ее подальше от поднятой мути, там, где течение побыстрее, и тут же залпом осушила почти всё, что успела набрать. Она и не представляла, как хочется пить, пока язык не коснулся прохладной живительной влаги. Обожженный накануне кончик языка до сих пор не отошел.
Краш еще дважды наполняла бутылку и жадно хлебала воду, пока не забулькало в животе, потом осторожно поднялась на ноги, чтобы снова не поскользнуться и не пришлось затевать канитель с переодеванием – в рюкзаке у нее была всего одна пара запасных брюк.
Краш нужно было перейти через ручей, потому что он преграждал путь на север, а еще оставался шанс, что тот тип, заявившийся на огонек, соврал не на все сто, и где-то там рыскают военные, может, даже с собаками-ищейками, которые выслеживают всех подряд – и больных, и здоровых.
Смышленая, хорошо натасканная собака запросто учует кровь на одежде – как ни аккуратничай, на брюки всё равно что-нибудь да попадет – и с собаками Краш могут догнать гораздо быстрее, но стоит перейти ручей, вода собьет их со следа.
По крайней мере в кино так было всегда (львиная доля навыков выживания Краш черпалась из книг и фильмов). Беглецы всегда переплывали реку, и преследующим их гончим оставалось лишь с лаем носиться кругами по берегу, а их хозяевам – качать головой и сокрушаться о том, что собаки потеряли след.
Еще не хватало, чтобы ее травили собаками и уж тем более чтобы изловили сачком, как бабочку, и пришпилили к доске булавкой. Ей надо добраться до бабушкиного домика, потому что другой родни у нее не осталось.
Когда они созванивались в последний раз (еще до того, как отключилась и проводная, и мобильная связь), старушка приглашала всю семью к себе – вместе в глухом лесу гораздо безопасней.
С тех пор прошло шесть недель, и много воды утекло. Но Краш представляла, как бабушка каждый день поглядывает в окошко из-за занавесок и ждет, когда же родные выйдут из чащи на полянку перед домиком.
При мысли о бабушке на глаза всякий раз наворачивались слезы, потому что при всей самостоятельности Краш выживать в одиночку было очень нелегко, и больше всего на свете хотелось прижаться к родному плечу. Бабуля для этого подходила как нельзя лучше: она была мягкой, круглой и от нее всегда пахло какой-нибудь вкуснятиной, которую она почти постоянно стряпала.
Идти у самой воды было неудобно, ботинки вязли в грязи, и каждый шаг давался с бо́льшим трудом, чем обычно, но взбираться на крутой берег Краш не хотела, хоть там и легче идти. Деревья там почти не попадаются, и место чересчур открытое, а здесь ее хотя бы не видно издалека. Крутой берег скрывает от посторонних глаз, если только кто-нибудь не подойдет к воде вплотную.
Конечно, она понимала, что это палка о двух концах: подобраться к ней незаметно тоже проще, да и удирать при необходимости гораздо удобнее поверху.
«Кстати, тут кое-кто недавно поминал перестраховщиков. Хватит уже трястись над каждой мелочью, как будто это вопрос жизни и смерти».
(Впрочем, может, так оно и есть).
Так в этом-то и беда. Каждый шаг – это выбор между жизнью и смертью, и длится это уже целую вечность, так что девушка почти забыла о тех глупостях, которыми приходилось озадачиваться раньше – посмотреть ужастик или фильм про самураев, выбрать на десерт мороженое или шоколадный батончик, почитать книжку или пропылесосить полы. Эх, сейчас бы она с радостью согласилась даже на уборку, только бы вернуть те беззаботные времена.
Когда она наконец взобралась повыше на берег, Краш словно чувствовала на себе чей-то взгляд – рука так и тянулась почесать шею. Девушка несколько раз оглянулась, но никого не заметила – это разыгралось чертово воображение, и унять его невозможно.
