Девушка с зелеными глазами - [7]

– А что это за коровища там была? – спросил он, посмотрев на себя в зеркало. Глаза у него были жутко красными. Он весь просиял, посмотрев на себя повнимательнее:

– Бэйба, Кэтлин, посмотрите, какой у меня овал лица, мне надо было бы стать кинозвездой или посвятить себя боксу, – сказал он. – Я вместе с Джеком Дойлом и Мовитой… О Мовита, о Мовита, девушка с таинственной улыбкой… Что это за коровища была там?

Джоанна забарабанила в дверь ванной:

– Вы уберетесь из мой дом. Я из хорошей австрийской семьи, мои братья есть доктора и гражданские служащие.

– Бред, – бросил он.

– Какой вред, я не понимайт?

Бэйба попыталась заткнуть ему рот белым полотенцем, но ему все равно удалось пробормотать через этот кляп:

– Вероника стирает лицо Иисуса…

– Валим отсюда, дотанцуем на дороге, – сказала Бэйба, и, ко всеобщему удивлению, ей быстро удалось выпереть его из дома и довести до автобусной остановки. К тому времени было уже почти полвосьмого.

Джоанна обнаружила в кастрюле на плите дюжину яиц. Туша, по-видимому, собирался позавтракать ими, да не успел, а вода выкипела. Она просто взвилась от злости, увидев, что ее соусница сгорела.

– Вы уходить из мой дом сегодня же, – сказала нам Джоанна. – Моя лучшая соусница. Целый дюжина прекрасных деревенских яиц и мой огнетушитель. О, мой бедный Густав! Мы станем нищими! Нет, вот что я вам сказать, я лучше умру, чем стану бедной! – говоря все это, она едва не рыдала, показывая нам ставшие коричневыми яйца.

– Хорошо, – сказала Бэйба, – мы съезжаем.

Она было двинулась наверх, но Джоанна схватила ее за край платья.

– Вы не можеть меня оставлять. Вы мне как дочери. Я же забочусь о вас, чиню одежду…

– Мы съезжаем, – не сдавалась Бэйба.

– Пожалуйста! – в глазах Джоанны уже стояли слезы. – Хорошо, мы подумаем, – сказала Бэйба, но тут Джоанна перехватила ее взгляд, Бэйба мне подмигивала, и поняла, что мы остаемся. Стенания по поводу соусницы возобновились.

Мне хотелось только одного – вернуться в постель, но было уже утро, надо было одеваться и радоваться жизни изо всех сил.

Глава третья

К счастью, была среда, а по средам магазин закрывался после обеда.

Я отвезла бальное платье обратно в прокат и забрала свои фотографии, сделанные уличным фотографом в предыдущую среду. Я чувствовала себя усталой и разбитой от недосыпа и от того, что накануне мы смешали множество разных напитков. Мне хотелось быть богатой, чтобы иметь возможность пить кофе каждое утро или покупать разную новую одежду, чтобы хоть чем-то радовать себя в жизни.

Как обычно, я зашла в книжную лавку на Доусон-стрит, где каждую неделю мне давали бесплатно почитать книжку. Я одолела без отвращения целых двадцать восемь страниц «Дочери домохозяйки» и ушла, потому что мы с Бэйбой условились встретиться на О'Коннелл-стрит.

Спускаясь по каменным ступенькам магазина, я столкнулась с ним. Я заметила его первой и так испугалась, что чуть было не убежала.

– О, это вы! – удивленно произнес он, подняв глаза. Наверное, он забыл как меня зовут.

– Мистер Гейлард, здравствуйте, – произнесла я, стараясь не показать своего волнения. При свете дня его лицо казалось немного другим, более удлиненным и меланхоличным. Ливень соединил нас. Он поднялся под козырек над крыльцом, и мы оказались рядом. Мое тело превратилось в студень, оттого что я стояла рядом с ним и чувствовала его запах. Я уставилась на нелепо длинные носы своих белых туфель, которые потемнели от дождя.

– Ну и что вы все это время делали, кроме того, что были на танцах? – спросил он.

– О, вчера все было прекрасно, прекрасный ансамбль и ужин просто замечательный! – Боже мой, для него это, наверное, было все равно что слушать старую свихнувшуюся посудомойку. Почему я не могла сказать что-нибудь особенное? Почему я не могла рассказать, как я все время думаю о нем?

– Дождь искрится на бурой мостовой, – сказала я вдруг в отчаянном припадке ложного красноречия.

– Искрится? – сказал он и лукаво улыбнулся.

– Да, по-моему, красивое словечко.

– Вполне, – он кивнул. Я почувствовала, что он умирает от скуки, и взмолилась, чтобы немедленно случился второй всемирный потоп и нам пришлось бы остаться здесь навеки. Я представила себе, как дюйм за дюймом поднимается вода, покрывая дорогу, тротуар, ступени, наши лодыжки, ноги, тела, и как мы тонем вдвоем, отрезанные от всего мира.

– Это было только вступление, а вот теперь ливанет по-настоящему, – сказала я, указывая на черную тучу, накрывающую сразу погрузившийся во тьму Дублин.

– Всего лишь ливень, – ответил он, руша разом все мои мечты, – а что вы скажете о чашечке чая, хотели бы вы выпить чаю?

– С удовольствием, – мы под дождем перебежали дорогу и вошли в чайную.

Я совсем не помню, о чем мы говорили. Знаю только, что от счастья и уверенности в том, что то ли Бог, то ли кто-то еще позволил нам встретиться, я словно язык проглотила. Я съела три пирожных. Он хотел, чтобы я взяла четвертое, но я отказалась, это было бы уже неприлично. Потом он спросил, как меня зовут. Все-таки он забыл.

– Скажите, а что вы читаете? – спросил он. У него была привычка смеяться всякий раз, когда я смотрела ему в глаза. И хотя глаза у него были очень грустные, смеялся и улыбался он мило.