Девушка с кулоном на шее - [25]

– Эксперименты мы проводить не будем. – Гуров понял, что, если доктора не остановить, осмотр задержанного так и не проведут, поэтому поспешил вмешаться: – Займитесь его физическими травмами, Леонид Ильич, это будет намного полезнее. Головой займемся позже.

– Верно, верно, простите, – засуетился Вершинин, опускаясь на корточки, а себе под нос пробурчал: – Вот так всегда, кому-то амнезию, а мне гной и синяки. – Затем, без лишних расшаркиваний, ухватил пациента за лодыжку и принялся рассматривать травмированные ступни. – Так, так, так. Очень любопытно. Это как же вас угораздило так копыта изуродовать? Марафонская ходьба без обуви по пересеченной местности? Сколько же километров вы ими отмахали?

– Без понятия. – Во время осмотра мужчина едва сдерживался, чтобы не застонать от боли, теперь же слегка расслабился.

– Придется потерпеть, молодой человек, процедура обработки будет болезненной, – предупредил Вершинин, доставая банки с мазью и устрашающего вида хирургические зажимы. – Но вы не отчаивайтесь, не все так плохо. А чтобы отвлечься, есть проверенный способ: пока я буду заниматься своим делом, вы можете рассказать мне все, что помните. Из того, что с вами произошло, разумеется. Как вам такой вариант?

Он по очереди посмотрел на пациента и полковника, после чего приступил к работе. Его пациент некоторое время сидел молча, наблюдая за действиями врача. Затем, воспользовавшись его советом, начал выкладывать подробности своих злоключений.

– Я ведь на самом деле понятия не имею, что со мной произошло. В какой-то момент я вдруг очнулся и понял, что бреду по лесу. Вокруг деревья в три моих роста, мошкара, комары, заросли кустарника, а я продираюсь сквозь них, точно медведь-шатун, которого подняли раньше времени. Собственно, заросли кустарника меня в чувство и привели. Видите, на руках царапин, что морщин на физии древней старушенции? Это шиповник или дикая малина, точно не скажу. Как я туда залез, в самую гущу? А главное, зачем? Совсем рядом вполне приличная тропинка оказалась, а я в бурелом забрался. Это я уже, когда вырвался из колючек, тропинку увидел. По ней и пошел.

– Куда пошли? – задал наводящий вопрос Вершинин. Не столько из любопытства, сколько для отвлечения. Ему предстояло прочистить воспаленный нарост на чувствительном месте, и пауза в рассказе пациента была совсем некстати.

– Да кто его знает? Увидел тропинку, по ней и пошел. Я ведь не сразу сообразил, что память со мной сволочную шутку сыграла. Сперва одна мысль в голове билась: надо идти, останавливаться нельзя. Вот я и шел. Потом понемногу соображать начал, осмысливать происходящее. А знаете, с чего мысль в этом направлении заработала?

– И с чего же? – подыграл Вершинин.

– Вы не поверите: с коротких штанин. Что это, думаю, штанины на брюках такие короткие? И почему я надел именно их, они ведь явно мне не по росту. А ботинки мои вы видели? – кивком указал на стоптанное нечто, сброшенное возле нар, мужчина.

Вершинин на минуту отвлекся, взглянул на обувь и снова вернулся к своим обязанностям. Гуров же не поленился рассмотреть обувь детально. Башмаки и правда вызывали недоумение. На правую ногу ботинок из дешевого кожзама, без шнурка, без стельки и с лопиной на резиновом каблуке. Размер ботинка не меньше сорок четвертого, цвет классический, черный. На левую ногу что-то среднее между кроссовками и кедами. Подошва литая с внушительным протектором, а верх тканевый, некогда трехцветный, теперь же грязно-линялого оттенка. И тоже без шнурка, но на проволоке. Размер поменьше, от силы, сорок первый. Каким чудом они образовали пару, было непонятно.

– Вот и я о том же, – будто прочитав мысли полковника, произнес мужчина. – Где я их добыл? На свалке разве что. Только свалку никакую я не помню. И как ботинками и всем остальным разжился, тоже. Но тогда, в первый момент, меня беспокоили не они, а брюки. Наверное, в прошлой жизни, до того, как со мной беда случилась, я щепетильно относился к выбору одежды, поэтому вопрос длины штанин меня так обеспокоил. Как вы думаете, доктор?

– Весьма стройная версия. Может, брюки вообще ваш фетиш, – согласился Вершинин. – Пиджачок ваш тоже оставляет желать лучшего, но его внешний вид задел вас не так сильно, я правильно полагаю?

– Пиджак уже потом. Когда к ручью вышел, руки в воду опустил, а рукава мешают, я его снял, чтобы рассмотреть, тогда и ужаснулся. Вы эти пятна видели? Его же не стирали с самого создания.

– Что верно, то верно. Запашок от него негуманный, – поддакнул Вершинин.

– Вот тогда я и задумался над тем, кто я, где я и что со мной. – Голос мужчины зазвучал как-то отстраненно, будто издалека. – Сидел возле ручья и размышлял: странная штука – человеческий мозг. Человеческая память еще более странная. Вот сижу я возле ручья, и что его называют ручей, помню, и что вода в нем течет пригодная для питья, тоже помню, а имени своего вспомнить не могу. Трава, деревья, ствол, кора, прикорневая система, климатические зоны и прочая дребедень в памяти осталась, и по большей части я понимаю, что означают эти слова, а кто я, где живу, есть ли у меня родственники и куда мне податься – как стеной закрыло. Главное, кто такие родственники – помню, а есть ли таковые у меня? Информация засекречена. Вот вы хотите эксперимент провести, узнать, есть ли вес у воспоминаний, а я вам и без эксперимента отвечу: есть. И весят они до хрена. Откуда знаю? Да потому, что голова без этих воспоминаний, точно одуванчик созревший, пустая-пустая, и такая же невесомая. Ох, черт, как же больно! – прикусив губу от боли, застонал мужчина.