Девушка с глазами львицы - [86]

Конюх затягивал подпруги. Старательно отводя глаза от кружевных нижних юбок, торчащих из-под платья, он подсадил хозяйку в мужское седло и распахнул дверь.

Саломея низко пригнулась к шее скакуна и ударила его бока каблуками.

Аза могла поехать только в Ярославль. Другой возможности затеряться у приживалки не было. Саломея пустила коня в галоп, очень надеясь, что сможет быстро догнать двуколку. Но прошёл почти час, прежде чем в неверном свете луны впереди замаячила чёрная точка. «Еще десять минут», – прикинула Саломея. Она вдруг впервые задумалась, что сделает с воровкой. Застрелит мерзавку? Нет, это опасно! Не дай бог, полиция привяжется. Один труп в имении уже есть, второго не нужно. Надо сделать проще – выгнать Азу на мороз, ночью в чистое поле. Глядишь, эта сучка к утру и замёрзнет.

Аза услышала топот копыт и принялась нахлёстывать свою лошадь, но это было уже бесполезно. Саломея догнала повозку и поскакала рядом. Она вытащила из-за пояса пистолет, прицелилась в Азу и велела:

– Стой, иначе застрелю тебя, как собаку! Рядом с Костой ляжешь.

Аза бросила вожжи и аж плюнула от досады.

– Ах ты, воровка, – брезгливо протянула Саломея. – Ты у кого украла? Я подобрала тебя нищую, никому не нужную, дала тебе кров, одела с ног до головы. И чем ты мне отплатила?

– Подумаешь, отдала свои обноски! – вскричала взбешённая Аза. – Отдала то, что не нужно было тебе самой. Что-то ты не подарила мне ни одного своего кольца или браслета. Почему всё тебе? Я такая же княжна, как и ты. Только я моложе, а ты – уже старуха.

Ну, надо же! И эта дрянь тоже, оказывается, была недовольна. Поистине, сегодня был день открытий. Вот так – делать добро людям: в ответ получишь чёрную неблагодарность. Саломее было противно даже смотреть на эту помойную девку, не то что говорить с ней, но нужно было свершить правосудие. Графиня просто спросила:

– Где золото?

– В узлах, – процедила Аза, поглядывая на дуло пистолета, и пнула ногой что-то лежащее на дне двуколки.

– Слезай и отходи в поле, – велела Саломея, нацеливая пистолет в лоб Азе. – Да поскорее, иначе останешься лежать тут, а к утру тебя уже и снегом занесёт.

Плача от злости, Аза спрыгнула с повозки и, проваливаясь в жидкую, ещё не схваченную морозом смесь земли со снегом, побрела в поле. Саломея подъехала к двуколке, спрыгнула со своего коня и заняла то место, где только что сидела Аза. На дне экипажа лежало несколько узлов, наспех скрученных из наволочек. Саломея по очереди подняла их, узлы были тяжёлыми и характерно позвякивали. Привязав Ветра к двуколке, графиня повернула домой. В последний раз глянула Саломея в спину тяжело бредущей в поле Азы и не отказала себе в удовольствии крикнуть:

– Прежде чем зариться на чужие кольца и браслеты, научись мыть руки и чистить ногти. Теперь тебе одна дорога – в бордель, там тебе украшения не понадобятся, там будешь голая ходить.

– Это мы ещё посмотрим, кто раньше в борделе окажется, – пробурчала себе под нос Аза. – Ты так деньги мотаешь, что через пару лет уже без гроша останешься, вот тогда и поговорим.

Воровка тронула тяжёлое ожерелье из семи цепей, увешанных множеством незнакомых золотых монет. Как удачно, что она догадалась ещё во флигеле спрятать это украшение под одеждой. Если продавать монеты по одной, хватит на несколько лет, а за это время Аза уж постарается как-нибудь устроить свою судьбу. Она – княжна, а не приживалка в доме убийцы. Так что свой кусок пирога у судьбы вырвет обязательно!

Глава тридцать четвертая. Искушение Розиной

Судьба благоволила к Ла Скала: до премьеры «Севильского цирюльника» оставалось меньше недели, а всё пока шло, как по маслу. Сегодня был прогон в костюмах. Кассандре так нравилось прелестное платье а-ля Мария-Антуанетта, сшитое ей для первого акта. Жаль, что граф не видит этот костюм – и вообще жаль, что он не видит Кассандру. Если б видел, их отношения сложились бы по-другому.

Михаил благоговел перед своей примадонной, но Кассандра от этого уже устала. Сначала это льстило: граф поклонялся ей, как святой, все его мысли летели к «Божественной». Он считал Кассандру самой великой, самой бесподобной, самой талантливой певицей на свете; упивался её пением, боготворил её голос и жил лишь ради того, чтобы вновь и вновь слушать её. Попросту говоря, сеньорита Молибрани заменяла слепому графу мадонну на церковной фреске.

Однако время шло, и Кассандра почувствовала обиду. Её задевало, что Михаил даже не хочет знать, как она выглядит. Ему было всё равно. Его идеалом стал бестелесный, а главное, бесполый ангел, и как бы Кассандра себя ни вела, для её поклонника это ничего не меняло. Ангел с небес пел, даруя мечты и надежды, и мир вокруг слепого графа оживал. Получалось, что сама Кассандра, с её мыслями и чувствами, была ему не нужна. Печерский забрал у живой и страстной девушки певческий талант и отдал его бестелесному ангелу, считая это вполне справедливым. Граф даже ставил себе в заслугу дурацкое благородство – он отказался от прежней любви. Впрочем, Михаил напрасно обольщался, для Кассандры его мысли и чувства были открытой книгой: она уже давно знала о юной «цыганке», по которой когда-то сох её идеальный поклонник. Та девушка мелькала в его мыслях – невысокая и тонкая, со светлыми, как лунный свет, волосами. Печерский даже не понимал, насколько его тело тоскует по прежней возлюбленной.