Девушка с глазами львицы - [56]

Месяц прошёл, но вестей ни от дяди, ни от Черкасского так и не было. Михаил уже устал ждать и больше ни на кого не надеялся. Теперь он все силы тратил на то, чтобы хоть как-то приспособиться к своей слепоте. Например, завёл у себя ритуал чтения газет: их читала Аннет. По крайней мере, Печерский больше не чувствовал себя оторванным от мира. Вот и сейчас он сидел у окна, подставив лицо солнцу, – ждал свою сиделку со свежими газетами. Но Аннет вернулась не одна – сиделка игриво смеялась в ответ на комплименты мужчины, а тот говорил на ломаном французском. Михаил сразу узнал знакомый голос и окликнул:

– Сашка, это ты?

– Да, барин, это я вернулся! – сообщил денщик Алексея Черкасского, взяв руку Михаила огромной жёсткой ручищей. – Привёз вам привет от своего князя. Уж так Алексей Николаевич обрадовался, что вы живы. Раз вы не видите, он письмо писать не стал, велел мне на словах передать, что дядя ваш из Парижа уехал за три дня до моего прибытия. Но князь сразу же отписал всё, что вы изволили мне передать, и отправил вашему дяде письмо. А меня барин к вам отправил. Так что буду теперь за вами ходить, пока вы не поправитесь. И деньги Алексей Николаевич вам прислал, чтобы вы могли здесь жить, сколько нужно, или уехать, куда захотите.

Сашка положил на колени Михаила тяжёлые кошели. Печерский почувствовал, как сжалось сердце. Друг не забыл – пришёл на помощь!

– Спасибо Алексею, – растрогался Михаил, – хоть я и не вижу твоего лица, но ещё один русский голос в моей жизни – уже радость.

С Сашкой жизнь пошла веселее. Тот начал выводить Михаила на улицу – гулять. И это теперь казалось Печерскому настоящим прорывом к выздоровлению. Конечно, зрение так и не вернулось, но граф всё равно чувствовал себя гораздо свободнее.

В середине сентября зарядили дожди и задули холодные ветры. Михаил вновь закашлял, сначала потихоньку, а потом всё сильнее и сильнее. Серафим перепугался.

– Твоё лёгкое ещё не зажило, нам сейчас только простуды и не хватало, – с волнением говорил он, каждый день выслушивая друга, а в конце всегда прибавлял: – Нужно переехать в более тёплое место.

Две недели спустя, когда кашель сделался сухим и очень мучительным, Серафим принял решение:

– Откладывать больше нельзя. Нужно уезжать! Лучше всего в Италию. В Петербурге принято легочников отправлять к морю, но я считаю, что это ошибка – таких больных нужно лечить в горах. Я склоняюсь к озеру Комо. Там круглый год ровный климат: не очень жарко, нет ветров, и горы со всех сторон. Там, может, и с контузией дело сдвинется с мёртвой точки. Я заработал здесь приличные деньги, мы вполне можем позволить себе снять хорошую виллу. Так что давай собираться.

– Ты мой доктор, тебе виднее. Но как же ты бросишь практику, если стал самым модным доктором Брюсселя? – спросил Михаил.

– Слава врача, спасшего жизнь принцу Оранскому, настигнет меня и в Италии, такие вещи передаются от пациента к пациенту. Буду вести приём на озере Комо, а если больных не будет, так просто отдохну.

– Хорошо, – согласился Михаил, – но свои деньги ты тратить не будешь. Бери золото, присланное князем Алексеем.

На том и порешили.

Через два дня друзья выехали в Швейцарию, а уже оттуда – в Италию. С ними отправился Сашка. Путешественники очень надеялись, что жизнь на горном озере принесёт Михаилу Печерскому здоровье, а самое главное – вернёт зрение.

Глава двадцать третья. Тайные планы Саломеи

В любом деле самое главное – выдержка. Как говорится, помолчи с умным видом и тем, глядишь, врагов-то и обманешь! Воплощая это правило в жизнь, графиня Печерская глубокомысленно взирала на счётную книгу своей фабрики. Она притворялась, что внимательно изучает цифры, хотя ей этого совсем не требовалось. Обострённое чутьё волчицы, все эти годы помогавшее Саломее выживать и добиваться желаемого, давно подсказало, что на фабрике её обкрадывают. Теперь следовало понять, сколько же хозяйских денег осело в карманах пройдохи Атласова, чтобы потом с помощью Косты вытрясти их обратно.

Саломея подняла голову от бумаг и оценила ловко устроенную мизансцену. Она сегодня потребовала, чтобы Вано с управляющим приехали в Пересветово и объяснили, куда на сей раз ушли тридцать тысяч рублей. Действо было в самом разгаре: Вано сидел в углу комнаты и со скучающим видом разглядывал носки своих новых сапог с рыжими отворотами, а управляющий фабрикой, склонив крупную пухлощёкую голову, изображал крайнее почтение перед столом хозяйки.

Графиня с разговором не спешила, она строго глянула сначала на сына, потом на Атласова и вновь перевела взгляд на цифры.

«Вано специально уселся в углу. Хочет, чтобы удар пришёлся по управляющему, а молодой хозяин смог сохранить гордость, – размышляла Саломея. – Надо бы пойти навстречу сыну». Сообразив, что нужно делать, графиня строго нахмурилась и наконец-то заговорила, обращаясь к Атласову:

– Я одного не пойму, сударь: как же вы так построили запруду и подвели воду, что водяной двигатель у вас не работает? В чём дело?

– Ваше сиятельство, случилась досадная ошибка: неправильно сделали водовод, и вода падает на лопасти большого колеса не под тем углом. Нужно немного приподнять плотину и переделать водовод, и всё заработает.