Девушка под яблоней - [47]

Родион бил себя кулаком в крепкую грудь, сокрушался. Разве поймут люди? Ну, кто не падок на выгоду? Из ума нейдут славные порядки седой старины: честь, бывало, и слава тому, кто сумеет обмануть соседа, нажиться на чужой беде!

С того дня Родион с головой погрузился в хозяйственные заботы, со двора, из колхоза ни на шаг. И все это знали.

Но от проницательного взгляда Мусия Завирюхи ничто не ускользает, председатель все торговые операции передоверил Селивону, предпочитая после пережитого горького опыта оставаться в тени. Селивон враз учует, где пахнет барышами. Кругом родня, приятели. Широкого размаха человек, ни один базар не обходится без него, на каждом шагу встречи, магарычи, в случае чего всегда вывернется. Разнюхал он, что в Довжике, в соседнем районе, есть солома, и тут же заявился: выручите из беды, скотина без корму, вы ведь коллективные люди. Соседи и поверили, - не везде же барышники сидят! Решили - как не помочь, да еще известной ферме, и продали солому за бесценок - по шесть рублей центнер. Эту солому Селивон выменял в Низовской сахароварне на патоку: центнер соломы - полтора патоки. А патоку продал колхозникам: по два с полтиной за кило. Выходит - перепродал эту самую солому по триста семьдесят пять рубликов центнер! Вот те и Селивон! Приятели нахвалиться не могли! В подметки никто Селивону не годится. Много ли таких найдется? У кого смекалки хватит? Оборотистый! Никто за ним не угонится. А попробуй-ка поймай его за руку, докажи!

Кладовщик Игнат не нахвалится завхозом: голова человек! Сыщите ему равного! Возле него и Родион набирается ума. Отхватили немало, обогатили трудодень - то на соломе, то на картофеле. Это вам не бесталанный председатель, ну, хоть, скажем, соседнего колхоза "Вперед к социализму", тонны картофеля отдал заимообразно Рябушкам. Размотали свое добро в долг направо и налево! Хозяева называются! А что выгадали? Что им за барыш? Разве с таким беспутным председателем разбогатеешь? Вот у нас Селивон. Родион Ржа. Что бы там ни клепали на него недруги - председатель у нас на славу! И завхоз - на всю округу!

Думаете, не имеет своей выгоды Селивон? Вправду болеет за трудодень? Ему да не знать, откуда потянуть можно, как исхитриться, прикарманить? Сотни пудов хлеба не сумеет списать в "мертвые отходы"? Тысячи литров молока - на "внутренние нужды"? Или тысячи рублей - на "издержки производства"? Его учить не надо! Или, может, думаете, счетовод Панько Цвиркун не сумеет свести баланс, подогнать итог? Целыми сотнями гусей, уток, овец недосчитываются. А волки, лисы на что? Таскают, надо же кой-чем поживиться и бедной твари. Пшеницы недостача? А мыши грызут? И неужели завхозу и кладовщику не может понадобиться железо? А директор кирпичного завода разве не любит... Э, да что там! Вино, мед, сад, мука, рыба в чьих руках? На "издержки потребления" мало, что ли, ушло? На то и бухгалтерия! Все точно, в ажуре! Железо там на гофманскую печь или лес из лесничества иной раз попадет к Селивону во двор, разве бухгалтерия не выручит? Неужели Родион Ржа не поможет спрятать концы в воду? Ведь и сам не останется внакладе. Это не Павлюк, который всех по рукам, по ногам связал.

А теперь вот: настала весна, пробилась молодая травка, и Завирюха видит - ползут по зеленым берегам Псла завистливые взгляды, ведутся недружелюбные разговоры, навеянные Селивоном: опять ферма всю траву себе заберет, а нам ничего не останется. Будто и не зимуют в каждом дворе по две головы скота, а то и больше. А Игнат тут как тут, поддакивает, подъезжает, так и юлит перед каждым, сколачивает окружение, на все лады расхваливает Родиона - обо всех, мол, заботится.

Задумались колхозники, как искоренить дурные прадедовские привычки.

9

Все вокруг окутано тьмой, охвачено дивным полусном. Расставив ноги, раскрылив руки, Родион покачивался, сладко потягиваясь и поглядывая на звезды. Томительная тишина нависла над землей, спит все вокруг, один Родион чего-то ждет под ночным небом. Влажная, напоенная ароматами ночь полонит дурманом желаний. Плещется рыба в Псле. Родион, казалось, видит это сквозь густую завесу ночи. Эх, набрать бы полную грудь воздуха, гаркнуть во всю силу легких. Чуткая, впечатлительная натура. Да приходится остерегаться недоброжелателей - живо возьмут на заметку: "Чего это наш председатель на ночь глядя горланит?" На минуту сдавила грудь тоска. Вспомнилась невозвратимая пора холостяцкой вольницы! Гуляй, шуми, буйная молодая сила! Не вернется больше. Долго ему так мучиться? Глушить чувства, которые так и выхлестывают из него? Остерегаться какого-то Мусия Завирюху, Марка, Павлюка? Трубный рев раскатился над лесом, разнесся по долине: "Где ты бродишь, моя доля?" - разорвал сонную тишь и темноту.

Санька, пышная, светлоглазая, стояла под сосной, подставив грудь свежему дыханию ветра. Положив горячие ладони на округлые полные бока дивчины, Родион неуклюже топтался возле, а она, холодная, равнодушная, отталкивала его. Не очень-то, видно, привлекали ее пьяные вздохи и объятия...

Родиону явно не по себе: похоже, не склонить ему Санькиного сердца языком любви. Глуха она к его жарким, но не очень вразумительным словам. Поди сохрани ясную голову, оказавшись лицом к лицу с дивчиной, которая ранила твое сердце, взбудоражила кровь.