Девушка по имени Августа - [4]

Угроза отмены операции подействовала. Анестезиолог включила аппарат и продемонстрировала, что аккумуляторы заряжены полностью. Пробурчала, правда, что-то не очень внятное про маразм и занудство, но Александр на это бурчание внимания не обратил, а после операции поблагодарил анестезиолога за четкость и профессионализм. Заслуженно, в общем-то, похвалил, без преувеличения. Та мгновенно оттаяла, начала в ответ хвалить Александра и в итоге расстались друзьями, даже телефонами обменялись.

Уезжать домой сразу же после операции, как принято у некоторых деятелей, нельзя. Первые сутки – самый ответственный отрезок послеоперационного периода. Девяносто девять процентов плохого случается в это время. Поэтому уезжать домой можно только после того, как осмотришь пациента на следующий день и убедишься, что все в порядке. На всякий случай, Александр отпросился на три дня. Он всегда отпрашивался с небольшим временным запасом. Так спокойнее. Если все сложится хорошо, можно будет выйти на работу на день раньше, если что – будет в запасе день. Предусмотрительность – залог спокойствия.

У спокойствия столько залогов, что всех и не упомнить.

Спокойствие – оно как карточный домик. Стоит только подуть с любой стороны, и домик развалится.

«Unverhofft kommt oft», – говорят немцы. Неожиданное приходит часто.

2 «Прогресс»

Благословен тот, кто придумал наушники. Сосед справа заснул сразу же после того, как поезд тронулся, и заливисто храпел на весь вагон. Откуда-то сзади ему «подпевали», правда, не столь громко. Александр надел наушники и за время пути посмотрел два фильма – «Джентльменов удачи» и какой-то зарубежный боевик, название которого стерлось из памяти еще во время просмотра.

Минут за пятнадцать до прибытия пассажиры начали выстраиваться в очередь на выход. Сначала стояли в тамбуре, но скоро и по проходу между креслами потянулся «хвост». Это удивительное нетерпение друг Александра Андрей объяснял въевшейся в гены памятью о временах повального дефицита, когда очереди были везде и повсюду. В том числе и носильщиков на вокзалах не хватало, вот и торопились люди поскорее выйти на перрон, чтобы не пришлось на себе волочь весь багаж до транспорта. Объяснение на первый взгляд выглядело логичным, но Александр придерживался иного мнения. С точки зрения психологии подобное поведение скорее объяснялось не памятью о былых временах, а временами нынешними с их обостренной конкуренцией, возведенной чуть ли не в корень бытия. Боязнь того, что опередят, обойдут, оттеснят, вынуждает пассажиров вылезать из удобных кресел и проводить остаток пути на ногах. Это не спешка, а очередная попытка утвердить свое превосходство над ближним.

Конфуций был не совсем прав, когда утверждал, что благородный муж думает о морали, а низкий человек – о том, как бы получше устроиться. О том, как бы получше устроиться, думают все люди. Человек рожден для счастья, разве не так? Но и о морали забывать нельзя… Скорее всего, Конфуций имел в виду, что низкие люди думают только о том, как бы устроиться получше, а тот, кто записывал его высказывания, этим словом пренебрег…

Додумать Александр не успел, потому что поезд остановился и пора было выходить вслед за теми, кто натолкнул его на размышления.

Отсутствие громоздкого багажа – одна из непременных составляющих удовольствия, получаемого от поездки. Рецепт правильных сборов прост. Собери все, что хочешь взять с собой в дорогу, и отложи в сторону то, без чего сможешь обойтись. Что осталось – бери с собой. В результате багаж будет состоять из одной небольшой сумки, а не из нескольких громоздких чемоданов.

Театр начинается с вешалки, а клиника – с вывески. Мало кто довольствуется белыми буквами на синем фоне, всем хочется подчеркнуть свою респектабельность. «Первая реконструктивно-пластическая клиника «Прогресс» переплюнула, то есть затмила все известные Александру учреждения. Вывеска была медной, огромной и прекрасно гармонировала с массивными старинными ручками на массивной двустворчатой двери. Александр поверил бы, если бы ему сказали, что дверь вместе с ручками перекочевала сюда из какого-нибудь дворца, уж очень она не была похожа не новодел.

Вестибюль клиники удивлял обилием мрамора, огромной люстрой на цепях и количеством лепнины на потолке. Придверный охранник был одет в парадную форму неизвестной армии – галуны, аксельбанты, громадная кокарда на фуражке. Язык так и чесался назвать охранника «вашим превосходительством», но Александр переборол искушение и попросил проводить его к главному врачу. Но старинное словечко «благоволите» в свою просьбу все же вставил, не смог удержаться.

В коридоре светильники были поменьше, но тоже на цепях, благо высота потолков позволяла. Мраморная тема достигла своего апогея в одинаковых приземисто-широких вазах, расставленных по подоконникам. На ручках ваз сидели маленькие купидончики и грустно заглядывали внутрь.

Кабинет главного врача оказался уменьшенной копией вестибюля, только без колонн и с письменным столом вместо стойки ресепшен.

– Как вам наши пенаты? – первым делом поинтересовался главный врач.

Слово, употребленное не совсем кстати и не совсем правильно, тем не менее прекрасно подходило ко всему этому вычурно-несуразному великолепию.