Девушка, которая застряла в паутине - [10]

Подобные самоуничижительные мысли появились у нее с тех пор, как по вечерам ее начала охватывать почти нестерпимая тоска, и она стала задаваться вопросом, не навредили ли они с Лассе Августу. «Я плохой человек», — пробормотала Ханна, и тут как раз Лассе ей что-то крикнул. Женщина не расслышала.

— Что? — переспросила она.

— Где, черт побери, постановление суда об опеке?

— Зачем оно тебе?

— Я докажу, что он не имеет права держать его у себя.

— Ты же только что так радовался, что избавился от него.

— Тогда я был пьян и глуп.

— А сейчас ты вдруг протрезвел и поумнел?

— Чертовски поумнел, — подходя к ней, прошипел он, озлобленный и вместе с тем полный решимости.

Ханна снова закрыла глаза и в тысячный раз задумалась над тем, почему все пошло наперекосяк.

Франс Бальдер больше не походил на того элегантного служащего, который приходил к бывшей жене. Теперь волосы у него стояли дыбом, над верхней губой сверкали капельки пота, и он уже по меньшей мере три дня не брился и не принимал душ. Невзирая на намерение полностью посвятить себя отцовству и на яркое мгновение надежды и душевного волнения на Хурнсгатан, он вновь сидел, погрузившись в глубокую концентрацию, которую можно было ошибочно принять за злость.

Бальдер даже скрипел зубами, и вот уже несколько часов, как мир и буря за окнами перестали для него существовать, поэтому он не замечал происходящего возле его ног — мелких, неловких движений, словно между ног проскользнул кот или какой-то зверек. Лишь через несколько минут он осознал, что к нему под стол заполз Август. Франс посмотрел на него мутным взглядом, как будто поток кодов программирования по-прежнему пеленой застилал ему глаза.

— Что ты хочешь?

Август поднял на него умоляющие, ясные глаза.

— Что? — продолжал Франс. — Что?

И тут что-то произошло. Мальчик взял с пола лист, полный квантовых алгоритмов, и принялся лихорадочно водить по нему рукой, взад и вперед. На мгновение Франсу подумалось, что у мальчика сейчас случится новый припадок. Но нет, Август скорее притворялся, будто суетливо что-то пишет, и тогда Франс напрягся всем телом, вновь вспомнив о чем-то важном и далеком, в точности как на перекрестке на Хурнсгатан. Только на этот раз он понял, что это.

Ему вспомнилось собственное детство, когда цифры и уравнения были для него важнее самой жизни, и поэтому он, просияв, воскликнул:

— Тебе хочется считать! Ведь правда, тебе хочется считать?

В следующее мгновение он бросился за ручками и линованными листами формата А4 и положил их перед Августом. Затем написал простейшую серию чисел, пришедшую ему в голову, — последовательность Фибоначчи, где каждая цифра равнялась сумме двух предыдущих: 1, 1, 2, 3, 5, 8, 13, 21, — и оставил место для следующей суммы, равнявшейся 34. Но тут он подумал, что это, вероятно, слишком просто, и поэтому написал еще геометрическую серию: 2, 6, 18, 54…, где каждая цифра умножалась на три, и таким образом, недостающим оказывалось число 162 — для решения этой задачи, по его мнению, талантливому ребенку никаких особых подготовительных знаний не требовалось. Иными словами, у Франса было достаточно своеобразное представление о простом в математике, и ему сразу стало казаться, что мальчик вовсе не отстает в развитии, а скорее является улучшенной копией его самого — ведь он тоже запаздывал с речью и социальной интерактивностью, но зато понимал математические связи задолго до того, как произнес первое слово.

Бальдер долго сидел рядом с мальчиком, выжидая. Но, разумеется, ничего не происходило. Август просто фиксировал цифры своим стеклянным взглядом, будто надеясь, что ответы поднимутся с бумаги сами собой, и под конец Франс оставил его в одиночестве, пошел на второй этаж, выпил газированной воды и продолжил работать за кухонным столом с ручкой и бумагой. Однако концентрацию словно ветром сдуло. В конце концов он стал немного рассеянно листать новый номер журнала «Нью сайентист» и провел за этим занятием, вероятно, полчаса или около того. Потом встал и снова спустился к Августу.

На первый взгляд казалось, что ничего не произошло; Август сидел на корточках в том же неподвижном положении, в каком его оставили. Затем Франс обнаружил кое-что, вызвавшее у него поначалу лишь небольшое любопытство.

В следующее мгновение ему подумалось, что перед ним нечто совершенно необъяснимое.

Посетителей в «Бишопс Армс» было не слишком много. Еще только начиналась вторая половина дня, да и погода не располагала к прогулкам, даже до ближайшего паба. Тем не менее Микаэля встретили криками и смехом, а какой-то хриплый голос завопил:

— Калле Блумквист!

Голос принадлежал мужчине с красным одутловатым лицом, пышной шевелюрой и закрученными маленькими усиками, которого Микаэль много раз видел в своем квартале и подозревал, что его зовут Арне. Обычно он с точностью минутной стрелки каждый день прибывал в паб ровно в два часа, но сегодня, вероятно, появился здесь раньше и вместе с тремя собутыльниками уселся за столик слева от бара.

— Микаэль, — с улыбкой поправил его Микаэль.

Арне, или как его там зовут, и его друзья захохотали, словно правильное имя Микаэля было самым забавным из того, что им доводилось слышать.