Рей и Ми, не имевшие возможности помочь мне в материальном мире, тоже готовились как могли. Рей, как обычно, собирала информацию, готовила структуру ритуала и рассчитывала соответствия, попутно усиленно пиная меня на предмет саморазвития и зарабатывания денег. Ми потихоньку собирала энергию отовсюду. Пришлось даже пару раз прогуляться в лес, не говоря уже о медитациях в полнолуние и новолуние.
Н-ск, 2016 год. Июнь.
Ритуал, в кои-то веки, прошел вообще без ошибок. Просьба была услышана, это было ясно сразу, но вот ответ ни я ни девочки толком интерпретировать не смогли. Понятно было лишь одно — за выполнение просьбы придется что-то сделать. Что-то важное и значительное, но вот что именно, даже приблизительно не было понятно. После совместного обсуждения решили, что более точный ответ я узнаю позже, возможно даже после смерти. Потом Ми и Рей пытались узнать и о своей дальнейшей судьбе. У созданного в результате ритуала духа-фамильяра после смерти создателя было два пути: обрести полную самостоятельность, или раствориться в потоках эфира. Последнего ни мне, ни им не хотелось. Однозначного ответа девочки так и не получили. Все свелось к высокой вероятности остаться в живых, что давало некоторую надежду.
В итоге, опустошенный морально и физически, я умудрился слечь в середине лета с простудой. Переболев, и кое-как восстановив силы, решил оставить мысли о скорой смерти. Тем более, что сделано было практически все, чтоб хоть как-то сгладить положение, кроме разве что разговора с женой. Но на мои «колдунские штучки» Оксана смотрела с недоверием и легким неодобрением, да и я относился к ним скорее, как к забавному хобби, хоть и приносящему изредка полезные и интересные результаты. На этом фоне рассказ о знаках судьбы и скорой смерти в лучшем случае повлечет за собой сомнения в моем душевном здоровье. Жизнь потекла почти как раньше, и я даже иногда забывал о будущем. Как водится, в таких ситуациях — зря.
Н-ск, 2016 год. Декабрь.
Я глянул на часы — полдвенадцатого ночи. Блин, ну надо ж так встрять. И почему у нас всегда конец года завершается приходом полярного лиса? И каждый декабрь одно и то же — окончание финансового года всегда приходит неожиданно, как мороз зимой, и приносит с собой не только несходящийся дебет и кредит в бухгалтериях разных контор и конторок, но и срочную необходимость освоить неосвоенные фонды. Освоить фонды можно по-разному, например, внедрить новый регламент обмена данными, читай, сменить номер версии в титульном листе инструкции и в самой программе обмена данными. Причем сделать все надо еще вчера, потому что деньги уже попилены и горящие путевки на зимние праздники начальству из областного отделения жгут карман. А простым бухгалтерам и эникейщикам из мелких местечковых отделов работать до поздней ночи, ибо рабочий день у нас в таких ситуациях ненормированный.
Идти домой пришлось медленно и осторожно. Под конец декабря начались легкие оттепели, но сегодня к ночи подморозило, и улица превратилась в ледяной каток. Я уже собирался свернуть на перекрестке, когда услышал позади приближающийся рев автомобильного движка и почти перекрывающую его долбежку колонок. «Кто-то решил новую папину тачку ночью обкатать», — подумалось мне, когда визг тормозов и довольно громкий бум заставили меня обернуться. Обычно перед въездом на этот перекресток водители слегка притормаживали, потому что старое булыжное покрытие было сантиметров на пять выше, чем уложенный перед ним асфальт. Этот же водила, судя по всему, притормозить вовремя забыл. Чуть подброшенную машину занесло на льду и выбросило с дороги на тротуар. Я попытался отпрыгнуть, но поскользнулся. Последней мыслью было дурацкое: «Оксанка с Ванькой расстроятся». Потом были удар в плечо и голову, и дикая боль.
К-ск, 20** год. Декабрь.
Я вздрогнул от последнего воспоминания. Н-да. После такого оказаться в больнице не так уж удивительно. Если бы не тело и поведение врача с медсестрой. А так ясно, что ничего не ясно. Не то, чтобы я часто общался с врачами, но, как мне кажется, эти ведут себя странно. Слабость в теле, боль в животе и реанимационная палата тоже намекают на проблемы. И еще чувствовалось легкое беспокойство, как будто я что-то важное упустил из увиденного.
В палату вошла давешняя медсестра. Опять внимательно меня осмотрела. Потом отключила датчик и капельницу, и вколола мне, судя по накатившей сонливости, снотворное.
Проснулся я уже утром с ощущением легкой, почти невесомой тяжести на животе и чего-то теплого у головы. Опустив глаза, увидел знакомое, слегка просвечивающее, кошачье ушко. Лежавшая на мне темно-серая кошка зевнула и, приоткрыв глаза, протянула: «Доброе утро, маст...», — она запнулась на полуслове и, оглядев меня, поправилась, — «...мистресс». «Офигеть», — раздался над моим ухом еще один знакомый голос.
Я повернул голову. На моей подушке сидел небольшой серебристый дракончик, точнее драконесса, и смотрела на меня огромными глазами.
— Девочки, вы в порядке! — я резко сел, и сгреб обеих в охапку.
— Ну, более или менее, хотя скорее менее, — Рей, как обычно, довольно быстро пришла в себя и завозилась в моих руках. — Да отпусти ты нас уже, потом наобнимаешься, а с кошкой можешь даже... Н-да, теперь я даже не знаю, что она с тобой делать будет.
