Девушка из штата Калифорния - [3]
Муж оказался на все руки, handy, по-английски, дословно, рукастый. А ведь вырос без отца. Все что-то мастерит, какие-то крючки ввинчивает, что-то в гараже делает. Не муж, а клад какой-то. Сроду таких мужей не видала. Только мой отец (он умер, когда мне было девять месяцев, был такой, по рассказам мамы). Ни по каким друзьям его не тянет, как это раньше бывало с его предшественниками. Не пугайтесь, их было не семь, ведь я не Элизабет Тейлор. Два: и всенеудачные.
Я опять стала ходить в школу, все в ту же. Школьные власти (school authorities) помогли мне здесь с оценкой моего инъязовского диплома. Теперь у меня есть его американский заменитель, где написано: что я бакалавр искусств, филолог и переводчик. В русском – преподаватель английского. Но, видимо, тут они не могут назвать русского человека преподавателем английского, в англоязычной стране. Еще одна приятная перемена. Я как-то съездила в русскую церковь и познакомилась там с миловидной американкой Лизой двадцати восьми лет, чья специальность после окончания университета в Калифорнии, русский язык. Я стала давать ей уроки русского. Теперь она говорит очень бойко. Она для меня словно маленький островок России, поэтому не могу не посвятить ей несколько строк. Лиза десять месяцев училась в Москве, очень любит свою специальность и все, что с нею связано, то есть Россию, русских людей и даже русскую еду. Мой муж, например, ест только пельмени из русской кухни, да и то почему-то с красным соусом, да плов изредка. Всякие борщи, щи, винегреты – не заставишь. Он обычно попробует и со словами «Ой, как вкусно!» оставляет все доедать мне. Сама русская – сама, мол, и ешь. Как и все американцы, он обожает hot-dogs, всякие стэйки с гамбургерами и разнообразные, отвратительные на мой вкус cornflakes, сладкие хлопья (кукурузные и всякие).
Вернемся же к Лизе. Она – замечательный, добрый, открытый и умный человек. С семнадцати лет за рулем, как и все они тут. Самое удивительное это то, что она буквально бредит Россией, мечтает замуж выйти за русского. Однажды мы с ней съездили в West Hollywood (в России его называют почему-то Голливудом, но я предпочитаю не искажать произношение насколько это возможно).
West Hollywood, Западный Голливуд, что в пригороде Лос-Анджелеса или Голливуда, как хотите. Там живет много евреев из России, их язык – русский. Один владелец магазина хозяйственной утвари спросил у Лизы: «Ну что же там такого интересного в России?» Лиза ответила, неожиданно заикаясь от прямого вопроса и волнения: «Ну, здесь как-то скучно, а там приключения». На что он, бывший одессит, ответил: «Мы так навеселились там, что больше не хочется». И еще он в беседе с нами сказал, что это правильно, что мне не давали гражданства в моей прибалтийской столице (а также и десяткам тысяч других русских), хотя я и родилась там, и жила всю жизнь. И тогда меня посетило сомнение: а стоит ли с ним вообще говорить о России? Пусть себе живет дальше со своим хилым бизнесом в не очень чистом районе в своей вновь приобретенной родине. Я считала и буду считать, что человек автоматически гражданин той страны, где он родился (а то какой же еще?). Слава Богу, что так кстати считает и большинство цивилизованного человечества.
Ох, что это я в политику вдруг залезла, ведь не хотела же. Итак, Вест-Холливуд заслужил, чтобы о нем рассказать, особенно русским, не бывавшим в Калифорнии. У них явно понятие Холливуд связано с блеском, роскошью и богатством. В реальности здесь, в районе Западный Холливуд, живет, как я уже сказала, много евреев из России. Живут они своим маленьким мирком. Магазины полны русской едой, русскими книгами. Маленькая пятикопеечная книжонка советского времени стоит доллар, а то и больше. Там звучит русская музыка, что довольно странно здесь в Америке. Каждый делает свой маленький бизнес как может. Аудио и видеокассеты очень некачественные. Мне было жалко Лизиных денег, когда она купила видеокассеты с фильмом «Ирония судьбы…» Я спросила продавщицу, почему кассеты такие короткие по времени. Я сказала, что я из Прибалтики, и у нас там обычно трехчасовые кассеты. На это она мне гордо парировала: «А я из Лос-Анджелеса, и у нас тут то-то и то-то». И меня заинтересовало, сколько же надо прожить в ЛА, чтобы так хвалиться этим, продавая отвратительный товар. Оказалось, три года. И на английском, по ее же оценке, она говорит плоховато… А вот поди ж ты «Я – из Лос-Анджелеса». Еще Лиза купила аудиокассету Наташи Королевой, и, когда, приехав, мы эту кассету прослушали, мне стало стыдно за русских из ЛА, т.к. кассета была всего сорок минут две стороны, а стоила шесть с половиной долларов. Rip off, сказали бы американцы, обдираловка.
И еще пару слов о понятии «Голливуд». Дабы не вводили себя в заблуждение те, кто считает, что это центр кинопромышленности. Так было в двадцатых годах. Теперь вышеупомянутый центр находится совсем в другом пригороде ЛА, Бурбанк, Burbank, и называется в дословном переводе «Универсальные студии» (Universal Studios). А-то тут читаю недавно в местной газете на русском языке, выпускаемой в Вест Холливуде (Западном Голливуде): «Мой друг владеет замечательным рестораном „Санкт-Петербург“ в центре Голливуда». Так вот, в этом ресторане я имела несчастье один раз отобедать со своей свекровью. Он уступает по всем пунктам любой американской закусочной (обслуживание, гигиена, интерьер). А громко звучащее «центр Голливуда» не что иное, как центр русского Вест Холливуда. Мы отведали там русской еды в гордом одиночестве и ушли. Пусть простят меня местные русские, но только они его и посещают. Так что не надо нас дурить, как говаривал мой дядя, женившийся на украинке.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Выпускник театрального института приезжает в свой первый театр. Мучительный вопрос: где граница между принципиальностью и компромиссом, жизнью и творчеством встает перед ним. Он заморочен женщинами. Друг попадает в психушку, любимая уходит, он близок к преступлению. Быть свободным — привилегия артиста. Живи моментом, упадет занавес, всё кончится, а сцена, глумясь, подмигивает желтым софитом, вдруг вспыхнув в его сознании, объятая пламенем, доставляя немыслимое наслаждение полыхающими кулисами.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Ник Уда — это попытка молодого и думающего человека найти свое место в обществе, которое само не знает своего места в мировой иерархии. Потерянный человек в потерянной стране на фоне вечных вопросов, политического и социального раздрая. Да еще и эта мистика…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.