Девушка из Пантикапея - [7]

— Вот теперь я, так сказать, в форме, молодые люди. Теперь можно разговаривать... Может, вы расскажете мне всё по порядку?

Я рассказываю ему всё по порядку, и он внимательно слушает, согласно кивает и из-под мохнатых седых бровей как-то пронзительно поглядывает по очереди то на меня, то на Витьку, то на Корнелию. Мне почему-то кажется, что моему рассказу он не верит.

— Значит, вы хотите, чтобы я её, так сказать, проинтервьюировал? — уточняет он.

— Вот именно! — соглашается Витька.

— Ну, что ж, это можно. Это вполне можно...

Он переводит взгляд на Корнелию и очень быстро произносит какую-то латинскую фразу. Настолько быстро, что я не успеваю разобрать в ней даже ни одного корня. Однако Корнелия его понимает и отвечает ему. Он задаёт ей ещё несколько таких же быстрых, почти молниеносных вопросов. Получив на них ответы, он облегчённо вздыхает и начинает говорить медленнее, размереннее. И я понимаю, что он просто проверял Корнелию — действительно ли латинский язык для неё родной. Ведь только на родном языке можно понять такие торопливые вопросы.

Они говорят теперь спокойно и дружелюбно. Вернее, говорит в основном Корнелия, а Алексей Семёнович согласно кивает и изредка вставляет какие-то фразы. Но он ничему не удивляется. Глядя на его лицо, можно подумать, будто Корнелия рассказывает ему самые обычные, ничем не примечательные вещи.

Они говорят долго. Наверно, минут сорок. Мы с Витькой терпеливо ждём и смотрим то на них, то на утопающий в зелени дворик за окнами террасы, В этом дворике сад. На нас глядят зелёные гроздья винограда, жёлтые яблоки, коричневые груши. От террасы до калитки, по обеим сторонам жёлтой дорожки цветы. Золотые шары, георгины... Здорово здесь! Очень здорово! В таком бы домике, да ещё возле моря, пожить с месяц... Эх!..

Как всё-таки хорошо, что мы разыскали этого старичка! Что бы мы делали без него?.. А что бы он сделал, если бы вдруг узнал, как относился я к латыни в институте, как безжалостно изводил нашего толстого латиниста?..

Я вдруг чувствую, что краснею, и поэтому отворачиваюсь и снова долго гляжу в шелестящий зеленью сад.

Наконец Алексей Семёнович обращается к нам с Витькой:

— Ну, вам, молодые люди, наверно, интересно узнать, что она мне рассказала?

— Конечно! — в один голос отвечаем мы.

— Так вот, слушайте, молодые люди. — Алексей Семёнович прокашливается, проводит рукой по клеёнке на столе. — Она говорит, что родилась в Риме при императоре Константине. Отец её был императорским чиновником. Звали его Гай Корнелий Флор. Поэтому и её зовут Корнелией. У римлян второе имя отца становилось именем дочери. Она жила в Риме до тех пор, пока столица не была перенесена в Константинополь. Отец уехал туда вслед за императором. Но там он с кем-то поссорился, и в наказание его сослали в Пантикапей, в столицу Боспорского царства, где он представлял интересы империи. Корнелия почти не помнит Константинополя. Она помнит только Рим и Пантикапей, куда её привезли восьмилетней девочкой. Вы знаете, где находился Пантикапей, молодые люди?

Мы с Витькой стыдливо пожимаем плечами. Мы уже настолько забыли историю, что не знаем точно, где находился этот самый Пантикапей.

— Где-то здесь, в Крыму... — глубокомысленно произносит Витька.

— Он находился, молодые люди, там, где сейчас Керчь, говорит Алексей Семёнович. — На вашем месте, я отвёз бы её туда...

— Мы сделаем это, — обещает Витька. — Обязательно сделаем!

— А что было дальше? — не выдерживаю я. — Расскажите, пожалуйста, что было дальше!

— А дальше было вот что... — Алексей Семёнович говорит совершенно невозмутимо, и я всё никак не могу уловить его собственного отношения к тому, что он рассказывает. — Дальше было вот что... Девочку в Пантикапее воспитывали рабыни. Да-с, молодые люди, рабыни... Сейчас она уже понимает, что иметь рабов — это плохо. Она говорит, что ей это объяснили. Но тогда она этого ещё не понимала.

В Пантикапее она обучалась греческому языку. Потому что на нём говорили граждане города. Но она его почти забыла. Неродной язык быстро забывается... Я тоже когда-то учил древнегреческий. В гимназии... Мы с Корнелией сказали друг другу по две фразы на этом языке. Но он для неё труден. Да и для меня... Латынь я преподавал. А греческий — не пришлось. Так что снова перешли на латынь...

Алексей Семёнович вытирает платком пот со лба.

— Нда-а... Так вот, дальше с ней произошло следующее... Через пять лет после того, как она попала в Боспор, Пантикапей разграбили готы. Отец вместе с рабами и стражей защищал вход в свой дом. Но его убили. Мать Корнелии, увидев это, вскрыла себе вену. Она была из очень знатного рода и не хотела быть готской рабыней. А Корнелию готы взяли в рабство. Её везли по степи привязанной к седлу. Почему-то её взяли отдельно от остальных пленников. Вместе с ней ехали верхом всего пять готских воинов, и они очень спешили. Наверно, её везли к самому готскому царю. Ей было уже тринадцать лет, а варвары любили брать юных римлянок в наложницы.

В степи готам встретились два высоких человека а необычных костюмах. Видимо, готы решили и их захватить в плен, потому что они окружили этих людей и наставили на них копья. Только конь, на котором сидела привязанная Корнелия, остался в стороне. Однако люди в необычных костюмах в плен не сдались. Они провели по воздуху маленькими белыми коробочками, и все готы попадали в траву. И кони их тоже упали и повалились набок. Корнелия решила, что видит богов и что они, в наказание за гибель её отца, убили готов. Но потом она, узнала, что это люди, а не боги и что готов они не убили, а только усыпили.