Девушка из Дании - [4]

«Я думаю о тонкой серебристой цепочке, соединённой с концом дирижёрской палочки, и прикреплённой вот здесь», - рассуждала она, указывая на родинку на подбородке. «Без этой цепочки я практически не знала бы, что и делать. Без нее я не была бы собой».

Во время рисования Герда убирала волосы черепаховым гребнем, отчего лицо ее выглядело крупнее. Эйнар словно смотрел на нее сквозь сосуд с водой. Герда была, возможно, самой высокой женщиной из тех, которых он когда-либо знал. Идя по улице, она возвышалась настолько, что могла рассматривать поверх половинчатых занавесок жителей первых этажей. Рядом с ней Эйнар чувствовал себя маленьким, словно ее сыном, смотря на нее снизу вверх и дотягиваясь до ее свисающей руки. Ее халат с накладными карманами был сшит на заказ. Швея, которая замеряла ее, изумлялась, почему Герда, такая крупная и здоровая женщина, оказалась не датчанкой.

Герда рисовала с чуткой сосредоточенностью, которой Эйнар так восхищался. Она была способна легким мазком изобразить блик в левом глазу, и услышав звонок в дверь, тут же принять посылку с молоком, а затем без труда вернуться к слегка матовому блеску в правом глазу. Рисуя, она напевала, как она их называла, «костровые песни». Она повествовала человеку, которого рисовала, о своем детстве в Калифорнии, где в апельсиновых рощах ее отца гнездились павлины. Она рассказывала своим натурщикам (Эйнар нечаянно услышал это, стоя на темной лестнице у двери квартиры, когда однажды вернулся домой) о все более долгих промежутках между моментами их интимной близости.

- Он принимает это слишком близко к сердцу, но я не виню его, - говорила она, и Эйнар представлял, как она заправляет волосы за уши.

- Они сползают! - заметила Герда, указывая кистью на чулки, - подтяни!

- Без этого никак?

Моряк снизу хлопнул дверью, и стало тихо, не считая смеха его хихикающей жены.

- Ах, Эйнар! - воскликнула Герда, - ты когда-нибудь расслабишься?

Ее улыбка постепенно исчезала с лица. Эдвард VI вбежал в комнату и начал копаться в постельном белье, а затем послышался звук, похожий на вздох младенца. Эдвард VI был старым псом, родившимся на торфяных болотах. Его мать и весь ее выводок утонул в вязкой трясине.

Их квартира находилась на чердаке здания, которое в прошлом веке правительство открыло для вдов рыбаков. Окна смотрели на север, юг и запад, и в отличие от многих других домов в Копенгагене, дом мог предоставить Эйнару и Герде достаточно места и света для занятий живописью. Супруги едва не переехали в Кристианову Впадину, на другую сторону гавани, где художники жили по соседству с проститутками и азартными пьяницами, неподалеку от цементных фабрик и их импортеров. Герда сказала, что может жить где угодно, и не находит такую обстановку жалкой, но Эйнар, который первые свои пятнадцать лет спал под соломенной крышей, воспрепятствовал этому и нашёл жилье в Доме Вдовы. Дом с фасадом, выкрашенным в красный цвет, находился в одном квартале от Новой Гавани. Слуховые окошки торчали из черепичной крыши, а мансардные окна были прорублены высоко на скате. Другие здания на улице были выбелены, а их восьмипанельные двери были выкрашены в цвет бурых водорослей.

Напротив жил доктор по фамилии Мёллер, принимавший срочные вызовы от женщин, у которых среди ночи начинались роды. По улице, что заканчивалась тупиком во Внутренней Гавани, шуршали немногочисленные автомобили, и в тишине можно было услышать эхо от испуганного девичьего крика.

      - Мне нужно вернуться к своей работе, - наконец сказал Эйнар, устав стоять в туфлях, оловянные пряжки которых впились ему в кожу.

      - Это значит, что ты не хочешь примерить ее платье?

Когда она произнесла слово «платье», в животе у Эйнара стало жарко, а следом в груди сгустком начал разрастаться стыд.

      - Да, я так не думаю, - ответил Эйнар.

      - Даже на несколько минут? - спросила Герда, - мне нужно прорисовать кайму у ее колен.

Герда села рядом с ним в плетеное кресло, поглаживая голень Эйнара через шелк. Ее рука гипнотизировала, прикосновения приказывали ему закрыть глаза. Он был не в состоянии слышать что-либо, кроме жесткого скрипа ее ногтей по шелку.

Герда остановилась.

      - Прости, - сказала она, - мне не следовало об этом просить.

И тут Эйнар увидел, что дверца гардероба из морёного ясеня открыта, а внутри висит платье Анны. Оно было белое, с бусинами вдоль каймы подола и манжет. Окно было приоткрыто, и платье слегка покачивалось на вешалке. Что-то было в этом платье: в тусклом мерцании его шелка, в кружевном нагруднике на лифе, в раскрытых застежках-крючках на манжетах - что-то, из-за чего Эйнару захотелось прикоснуться к нему.

      - Тебе нравится? - спросила Герда.

Он собирался ответить «нет», но это было бы ложью. Ему нравилось это платье, и казалось, как плоть под его кожей меняет форму, созревает…

      - Тогда всего лишь примерь его на несколько минут, – Герда принесла платье и приложила его к груди Эйнара.

      - Герда, - начал он, – Что, если я…

      - Просто сними рубашку.

И он послушался

      - Что, если я….

- Всего лишь закрой глаза, – нежно попросила Герда.