Девственницы - [35]

— Дурацкий клуб! — сказала она. — Я больше не вожусь с глупыми маленькими врушками вроде тебя. — Она резко сорвала с ветки прищепки, на которых держалось одеяло. — И его я тоже уношу домой! — Она закинула одеяло на плечо и исчезла в дыре, ведущей в поле.

Стейси смотрела, как Дороти бредет по некошеному лугу. Под выцветшим армейским одеялом почти не было видно синего халатика. Потом она скрылась в длинной желтоватой траве, росшей вдоль проволочной ограды аэродрома. Стейси пнула ногой банку из-под печенья. Где-то вдали ехал мусорный фургон; мотор взревывал на подъеме. Снаружи воздух звенел от криков чаек. Все они вопили, предвкушая пир и драку из-за новой порции мусора и объедков.

Моя сестра — почти взрослая женщина. У нее есть приятель, и она вся пошла какими-то пятнами. Каждую неделю появляются новые.

Мы с ней больше не меняемся трусами. У нее новые трусы с тонкими тесемками; на них маленькие розочки. Я не против, потому что у меня теперь вдвое больше своих трусиков.

У нее три лифчика, жесткие-прежесткие. Я могу засунуть колено в каждую чашечку. Мама может подкладывать их себе под колени, когда копается в саду.

Когда Дороти моется, я подглядываю в замочную скважину. Она очень растолстела. Большая грудь, большая попа, а живот такой круглый и торчит вперед, как будто она проглотила целый арбуз. Мама говорит, что Дороти просто растет, взрослеет…

От этого взросления сестру постоянно тошнит. По утрам я слышу, как ее выворачивает за сараем.

На моих самых лучших трусах нарисованы поезда.

Дикорастущие многолетники

Дороти лежала на лугу рядом с аэродромом и читала. Над ней кружил дирижабль, похожий на надутую серебристую свинью, которая скользит по облакам. Время от времени у дирижабля включались двигатели, и он медленно поднимался выше. Каждый раз шум двигателей сопровождался гвалтом чаек со свалки, отделяющей тупик Стэнли от аэродрома. Лилли когда-то давно говорила, что чайки знают, если кто-то ждет ребенка. Она рассказала: если беременная женщина плывет в океане на спине, чайки кружат над ней, как стервятники над падалью, и выкрикивают ее имя.

Дороти отложила книгу и стала наблюдать за чайками. Они то кружили, то камнем кидались вниз. У глубоких рвов разгружались два мусоровоза. Из них сыпался бесконечный поток черных пластиковых мешков. Некоторые из них оказывались рваными, и тогда на черную землю летел недельный мусор. Чайки ссорились и кричали, каждая была настроена решительно схватить все, что было съедобного между салфетками, пакетами с бытовыми отходами и пищевыми остатками.

Вдруг до ушей Дороти долетел знакомый смех, и она приподнялась на локтях. Смех заглушал крики птиц на свалке. По тропинке, огибавшей луг, шли Тот и Кисал Пател. Оба несли на плечах сачки; Тот, идущая сзади, показывала тощему маленькому индусу разные местные достопримечательности. Дороти увидела, как Тот показывает шину, висящую над вымоиной у подлеска; она показала ему терновник и бересклет у входа на свалку. А потом Тот показала ему их шпионский лагерь.

Дороти было все равно. Ноги сводило судорогой; батончик из спрессованных хлопьев «Уитабикс» комом встал в желудке. Она взяла книгу и продолжала читать.

Книга была не похожа на те, что она читала обычно. Она была поклонницей журналов «Севентин» и «Джекки» и принимала участие во всех опросах. Она жадно прочитывала советы о том, как сделать классный макияж и как произвести впечатление на мальчиков. Журналы были золотой жилой. Раньше она находила в них ответы почти на все свои вопросы. Но сейчас оба журнала, как оказалось, бессильны ей помочь. Предлагаемые ими советы были рассчитаны только на то, как влюбить в себя мальчика. Ни в одном журнале Дороти не нашла статеек типа «Пять классных способов сообщить Ему о твоей беременности» или «Десять самых лучших способов заставить Его жениться на тебе». Можно было бы позвонить на «Капитал радио» Анне Реберн, но Дороти понимала, что тогда придется во всем признаться маме или как-то выкручиваться самой. К тому же мама, ярая поклонница Реберн, может узнать ее голос. А если узнает мама, значит, узнают и папа, и бабушка — не успеешь оглянуться, как все будут знать, и в тупике Стэнли разразится грандиозный скандал.

Книга называлась: «Лекарственные растения: полный справочник по их выращиванию и применению».

Раздел «Разведение лекарственных растений» Дороти пролистала так, между прочим — в маленьком, квадратном заднем дворике Томпсонов места для лекарственных трав не было. Правда, там буйно разрослась мята, грозившая задушить отцовские георгины. Но от мяты настоящего толку не было — разве что каждое четвертое воскресенье ее добавляли для вкуса к мясу молодого барашка. Дороти подняла книгу и загородилась ею от дирижабля.

Дороти лежала в пустой, без воды, ванне, упираясь голыми плечами в один бортик, а ягодицами и бедрами — в другой. Ноги она задрала вверх, положив пятки на кафельные плитки. На влажных белых плитках паслись коровы. Несмотря на то что она завернулась в темно-зеленое полотенце, ее колотил озноб.

Лилли села на корзину с грязным бельем и достала из сумки банку апельсиновой «фанты». Дороти следила, как подруга ставит банку в проволочную мыльницу, рядом с потертой губкой — натуральной, морской. Происходящее казалось ей крайне несправедливым. Это у Лилли должна была случиться задержка месячных, а не у нее. Толстой, грубой матери Лилли и ее безработному отцу было бы до лампочки, если бы Лилли, как говорится, «принесла в подоле» близнецов. Но вышло так, что «попалась» не Лилли, а она, Дороти; именно она сейчас дрожит в ванне, сдерживая слезы, и видит перед глазами свою будущую жизнь — повторение неудавшейся жизни матери: беременность, а потом прозябание в дешевом муниципальном домишке в Бишопс-Крофт.