Девочки - [46]

«Он» сидит и все так же улыбается, а у меня такое чувство, будто передо мной — обреченный человек.

Чем-то «Он» растрогал меня. Я вижу, что, когда «Он» берет свой стакан с лимонадом, его рука слегка дрожит. Его броня не очень-то крепка, понимаю я. Интересно, а в покер он умеет играть?

Я замечаю среди прохожих Коринну. О Боже мой! Мне отсюда видно, что лицо моей старшей сестры пылает кровавым румянцем. Ее волосы, обычно тщательно причесанные, стоят дыбом. Глаза лихорадочно блестят, движения судорожны. Можно подумать, у нее начальная стадия полиомиелита. Хреново же моей старшей сестре.

Должна ли я предупредить блондина?

Коринна, в свой черед, толкает стеклянную дверь. Она не здоровается со своим дружком. Он в засаде. Мимоходом косится на дружка Жоржетты. С ним тоже не здоровается. Он в засаде.

Коринна поворачивает голову в сторону нашего стола. Я улыбаюсь ей. «Все в порядке. „Он“ нормальный мужик» — это я посылаю старшей сестре мысленный сигнал. Боюсь, как бы она не вспылила, не обозвала его мужланом, не вздумала полезть в драку или плюнуть ему в лицо. На собрании было решено мы придем не для того, чтобы сводить счеты. И не для того, чтобы разом получить ответы на все наболевшие вопросы — их слишком много. Мы не станем вываливать скопом тридцатидвухлетние обиды на столик кафе.

Мы придем познакомиться с ним — «вот и все». Улыбаясь улыбкой стюардессы, я пытаюсь напомнить ей об этом. Как, спрашивается, ее умиротворить?

Коринна приближается так же стремительно, как только что я. Она все делает в ускоренном темпе, и это бросается мне в глаза — теперь, когда я успокоилась.

Вот она уже стоит перед блондином. «Он» дрожит, это тоже стало заметнее.

— Кто это?

«Он» ее не узнает. «Он» не знает, которая из его дочерей стоит перед ним. «Он» бросает отчаянный взгляд на меня. «Он» хочет, чтобы я его просветила. «Он» никогда ее не видел. Лицо Коринны ведь не набило оскомину в приемных врачей и парикмахерских, его не встретишь в глянцевых журналах. И у экранных персонажей никогда не было ее черт.

— Это Коринна.

«Он» неловко встает.

Кориннин полиомиелит обостряется. Она расплющивает лицо блондина, слишком бесцеремонно целуя его. Какой же чудной жест… Эти два приветственных поцелуя в щеки — сколько в них ярости… Ее связь с этим человеком была иной. От этого жеста у меня возникает ощущение встречи двоих после долгой разлуки.

— Я старшая.

Коринна тем не менее информирует его о том, кто она есть, какое место занимает в семейной иерархии. Ко мне она головы не поворачивает. В горле у нее уже запущена словесная мельница:

— Я преподаватель, мне тридцать шесть лет, у меня двое детей, я живу в Лионе…

Она что, на собеседовании у начальника отдела кадров?

— Здравствуй! — говорю я ей: пусть глотнет воздуху, не то захлебнется этим потоком слов.

Коринна хохочет мне в лицо. На меня обрушивается та же кара, что и на него. Она с такой же яростью тычется в мои щеки. Я потираю правую скулу, останется синяк, точно.

Когда Коринна снимает пальто, я вижу, что дела совсем плохи. Это разве Коринна, всегда такая ухоженная? Взмокла, как футболист на поле. «Он» познакомится не с Мисс Фуфырой. «Он» познакомится с Мисс Неряхой.

«Надень пальто», — хочется мне шепнуть ей на ухо.

— Хорошо, что пришла…

«Он» и не заметил, что его старшая дочь — неряха.

— Да. Когда Сибилла сказала мне, я сразу решила, что приду.

«А душ принять не подумала?» — хочется мне спросить.

— Это хорошо.

— Вы живете в Лионе?

— Да.

— Один?

— Да.

— Вы больше не женились?

— Нет… То есть, когда вышел такой облом… после… Мне больше этого не хотелось…

«А мы? Нас повидать вам тоже не хотелось?» Я не задаю вопроса, мы не для этого пришли.

— Вы… У вас есть друзья?

— Да. Соседи по дому… Я уже рассказывал Сибилле, мы играем в шары…

— А… Ну… Вы занимаетесь спортом?

— Да… рыбачу… То есть… Это не совсем спорт, но я люблю рыбалку… Еще на велосипеде езжу… Правда, редко… Обычно когда гощу в Дроме у тети Иоланды.

— Она живет в Дроме?

Так, откуда Коринна знает тетю Иоланду? Бывшие Ушки-на-макушке утаили информацию или забыли поделиться?

Беседа продолжается. Коринна задает те же вопросы, что и я, разве что в другом порядке. Мы не спросим: «Где вас, черт возьми, носило тридцать два года?» Не спросим: «Как вы ухитрились держать в страхе целую семью, ни разу носа не показав?» Не скажем ему, что даже его имя у нас никогда не произносили, такой ужас он вызывал. Облом обломом, а вам не хотелось повидать трех девочек, трех маленьких дочек?

Мы и не заметили, как подоспела младшая. Жоржетта здоровается с ним совсем иначе. Руку ему протягивает.

А молодец блондин, с каждым из трех характеров считается. Я его в щеки не расцеловала и руки не подала. Я ему проорала, что, мол, место не годится, и «Он» пошел за мной. Коринна его дважды боднула, «Он» и бровью не повел.

Жоржетта здоровается с ним, будто с торговым представителем. «Он» пожимает ей руку. Жоржетта тащит стул, усаживается рядом с Коринной. Мы сидим не по порядку, но все трое напротив светловолосого мужчины. Вот теперь «Он» по-настоящему потрясен. Его глаза бегают туда-сюда: «Он» смотрит на нас.

Его руки дрожат сильнее прежнего.