Девочки с большой дороги - [10]

Когда я вошла в гостиную, там уже находился и Анатолий Степанович. Его супруга выглядела испуганной. Было очевидно, что ей не по себе…

— Какая почта? Что случилось? — между тем почти прокричал в трубку мужчина.

Ему что-то ответили, и он вновь зачастил:

— Объясни толком, что происходит, Егор! Егор…

Судя по всему, в трубке уже раздавались короткие гудки, и Анатолий Степанович зря надрывал горло. Впрочем, он и сам это вскоре понял и раздраженно отшвырнул трубку. Ударившись о край тумбочки, она отскочила в сторону и повисла на шнуре, а разозлившийся Анатолий Степанович пулей помчался к выходу.

— Что-то случилось? — перехватив встревоженный взгляд его супруги, поинтересовалась я.

— Кажется, случилось, — неуверенно кивнула Любовь. — Звонил Егор… Он был каким-то встревоженным, даже напуганным. Попросил позвать отца…

Сообразив, что женщина сама толком ничего не знает, я кинулась догонять Зубченко, тем более что в мои обязанности как раз и входило все время находиться рядом с ним и оберегать от возможных неприятных неожиданностей. Анатолия Степановича я нагнала почти на первом этаже, где он, разъяренный тем, что никак не удается открыть почтовый ящик мизерным ключиком, бил кулаком по алюминиевому каркасу.

Да, пора брать инициативу в свои руки, иначе все это добром не кончится.

— Дайте-ка, я попробую вам помочь!

Я решительно отодвинула Зубченко в сторону и принялась бороться с настырным замком собственными методами. Ухватившись за ключ, несколько раз покрутила его влево-вправо, затем слегка потянула на себя и повернула. Дверка почтового ящика открылась, и мне под ноги упал большой конверт. Выглядел он весьма своеобразно: ни почтового адреса, ни марок на нем не оказалось.

Минуты две мы с Анатолием молча смотрели на него, затем одновременно присели, чтобы его поднять. Но, как это часто случается в подобных ситуациях, больно ударились головами.

— Ой, извините, — первой отстранилась я.

— Да ничего, — буркнул в ответ мужчина, не глядя на меня. Все его внимание было приковано к таинственному конверту, который он таки поднял и тут же принялся потрошить. Действия его сопровождались невнятным бормотанием: — Он заявил, что у него проблемы, и попросил посмотреть почту. И больше ничего не успел сказать…

Минуту спустя в руках Анатолия оказался аккуратно свернутый вдвое нелинованный листок. На нем красивым аккуратным почерком было написано несколько предложений.

— Что это?

— Не знаю. — Анатолий сдвинул брови к переносице и сосредоточенно принялся читать. Я пристроилась сбоку, пытаясь сделать то же самое.

Послание было кратким, но уже с первой строки стало понятно, что у сына Анатолия Степановича большие проблемы.

«Меня похитили. Цена моей свободы тридцать тысяч долларов. Это сумму нужно собрать за два дня. Затем дать знак, выставив на балконе горшок с цветком. Только тогда похитители назовут условия обмена. В милицию не сообщай, иначе меня убьют. Отец, они не шутят. Егор».

— Боже мой! — Зубченко побледнел, руки его задрожали, конверт и послание от сына упали на пол.

Я не спешила поддаваться панике:

— А вы уверены, что все это писал именно ваш сын?

— Абсолютно. Я хорошо знаю его почерк.

— Хорошо, тогда ответьте вот на какой вопрос… А он не мог просто разыграть вас? Знаете, в наше время дети нередко разыгрывают свое похищение, чтобы получить от родителей деньги. И это явление весьма распространенное…

Зубченко решительно отверг мою теорию:

— Сын мог бы просто у меня их попросить. Я никогда не отказывал ему в помощи!

— Но такую-то сумму вы вряд ли бы согласились ему презентовать, да еще в столь короткие сроки, — резонно возразила я. — А ведь он мог кому-то ее задолжать, проиграть в карты… Возможно, Егор боится, что вы не одобрите каких-то его действий, поэтому и решился пойти на обман.

Зубченко посмотрел на меня, как на врага народа. Вступать в спор он посчитал ниже своего достоинства. Я вздохнула:

— Понимаю, это ваш сын, но и вы поймите… Он обычный человек, и ему, как всем нам, свойственны пороки… Мелочность, тщеславие, азарт… Люди нередко причиняют боль своим близким, поддавшись чувствам или желаниям. И эти чувства и желания не всегда благородны!

Зубченко оставался непреклонным:

— Я верю своему сыну! Я знаю его лучше, чем вы! Он бы никогда так не сделал… И потом, я слышал его голос по телефону — он был явно напуган. Господи, что же делать?

— Подождите паниковать, нужно сначала все проверить. Где сейчас должен находиться ваш сын?

— У себя в банке, на работе, — немного растерянно ответил мужчина. — Думаете, нужно съездить туда?

В этот момент у меня возникло новое предположение:

— Я думаю, что ваши недоброжелатели могли переключиться на вашего сына, решив заработать на нем деньги, — слегка помедлив, произнесла я. — А вас они именно запугивали, чтобы заранее внушить мысль, что с ними шутки плохи и лучше их не злить.

— Почему я раньше не догадался, что у них на уме. Мне надо было обезопасить жену и сына. Женя, вы должны мне помочь вытащить Егора из лап этих негодяев!

— Вы забываете, я не частный детектив, а телохранитель. Это не мой профиль работы…

Возражала я достаточно слабо, потому что, честно говоря, уже и сама не была уверена в том, каков мой профиль работы.