Девочки - [78]

Шрифт
Интервал

Вихрь кадров, двоится, множится.

Поиски преступника или преступников пока не увенчались успехом. Диктор сообщил, что Митч Льюис отказался давать какие-либо комментарии. Я стиснула взмокшие ладони, посыпались осколки крекеров.


Только после суда все начало проясняться, ночь выстроилась в теперь всем известную линию. Каждую деталь, каждое движение предали огласке. Иногда я гадаю, а какая роль досталась бы мне. Что из этого было бы на моей совести. Конечно, проще всего думать, что я ничего бы не сделала, что я бы их остановила, что мое присутствие удержало бы Сюзанну среди людей. Но это все желаемое, убедительные сказочки. Рядом отиралась и другая возможность, настойчивая, невидимая. Чудовище под кроватью, змея под нижней ступенькой: а вдруг я бы тоже поучаствовала.

А вдруг бы оказалось, что это легко.


Бросив меня на дороге, они поехали прямиком к Митчу. Еще тридцать минут в машине, тридцать наэлектризованных из-за моей эффектной отставки минут: теперь они стали единым целым, настоящими палом никами. Сюзанна облокотилась на спинку переднего сиденья, искря амфетамином, излучая четкую уверенность.

Гай свернул с шоссе на двухполосную дорогу, проехал лагуну. Низенькие, оштукатуренные мотели возле съезда, воздух, перченый от нависающих эвкалиптов. На суде Хелен утверждала, что именно в этот момент ее охватили сомнения, о которых она сообщила остальным. Но я ей не верю. Если кто-нибудь и колебался, то в глубине души — всплывали в голове, лопались пузырики мутной пены. Но их сомнения ослабевали, как ослабевают в памяти подробности увиденного сна. Хелен вдруг спохватилась, что забыла дома нож. Согласно судебным отчетам, Сюзанна накричала на нее, но за ножом они все-таки решили не возвращаться. Их уже накрыло волной, утащило мощным течением.


Они оставили “форд” у дороги, даже прятать его не стали. Пока шли к воротам, они, словно бы внутренне примерившись друг к другу, стали двигаться в унисон, единым организмом.

Я знаю, что они увидели. Гравиевую дорогу, за ней — дом Митча. Спокойную ширь залива, форштевень гостиной. Знакомый вид. До того, как я у них появилась, они месяц прожили у Митча — ловили моллюсков мокрыми полотенцами, чуть не разорили Митча на доставке еды. И все-таки, думаю, той ночью дом — фасетчатый, яркий, как леденец, — поразил их, как и в тот, первый раз. Его обитатели были обречены — обречены до того неотвратимо, что вся группа почти готова была заранее их пожалеть. За полную беспомощность перед катившейся на них лавиной, за их уже бесполезные — как пленки, поверх которых записали белый шум, — жизни.


Они думали, что Митч дома. Эту часть все знают: о том, как Митча вызвали в Лос-Анджелес поработать над песней, которую он записал для фильма “Каменные боги” (фильм потом так и не вышел). Он вылетел в Бёрбанк из Сан-Франциско последним рейсом TWA[20], дом оставил на Скотти, который утром подстриг газон, но бассейн еще не чистил. Позвонила бывшая подружка Митча, попросила об одолжении — можно ли им с Кристофером два дня пожить у него, всего два денечка.

Сюзанна и остальные не ожидали, что в доме будут какие-то незнакомые люди. Люди, которых они раньше никогда не видели. И вот в этот миг можно было остановиться, обменяться согласными взглядами.

Обескураженно молчá, уйти, сесть в машину. Но они не ушли. Они сделали то, что им велел Расселл.

Сделайте что-то такое, чтобы об этом все узнали. Что-то эффектное.


В большом доме готовились ко сну Линда и ее маленький сын. Она сварила ему на ужин спагетти, цапнула пару вилок из его миски, себе готовить поленилась. Они ночевали в гостевой спальне — на полу пятна одежды из ее стеганой дорожной сумки, захватанная плюшевая ящерка Кристофера с черными пуговками глаз.

Скотти позвал в гости подружку, Гвен Сазерленд, послушать пластинки и, пользуясь отсутствием Митча, посидеть в джакузи. Гвен было двадцать три года, выпускница Маринского колледжа, со Скотти они познакомились в Россе, на барбекю. Не красавица, но добрая и приветливая, к таким девушкам парни всегда обращаются, когда им нужно подстричься или пришить пуговицу.

Скотти и Гвен выпили по нескольку бутылок пива. Скотти покурил травы, Гвен не стала. Весь вечер они провели в крошечном домике сторожа, где у Скотти было по-военному чисто — простыня туго натянута, края завернуты треугольничками.


Первым Сюзанне и остальным попался Скотти. Он дремал на диване. Сюзанна отделилась от группы — Гвен была в ванной, и Сюзанна пошла проверить, что там за звуки, — а Гай кивком отослал Донну и Хелен обыскать большой дом. Гай ткнул Скотти, разбудил его. Тот всхрапнул, резко вздрогнул, проснувшись. Скотти был без очков — засыпая, он снял их и положил на грудь — и поэтому подумал, наверное, что это неожиданно вернувшийся Митч.

— Простите, — сказал Скотти, вспомнив про бассейн, — простите.

Нашарил очки.

Наконец он нацепил их на нос и увидел скалившийся в руке Гая нож.


Сюзанна вытащила Гвен из ванной. Та умывалась, склонившись над раковиной. Выпрямившись, она краем глаза заметила чью-то тень.

— Привет, — сказала Гвен, по лицу у нее стекала вода.

Она была очень хорошо воспитана. Держалась приветливо, даже когда ее заставали врасплох.


Еще от автора Эмма Клайн
Папуля

Отец забирает сына из школы-интерната после неясного, но явно серьезного инцидента. Няня, работавшая в семье знаменитостей, прячется у друзей матери после бульварного скандала. Молодая женщина продает свое белье незнакомцам. Девочка-подросток впервые сталкивается с сексуальностью и несправедливостью. Десять тревожных, красивых, щемящих рассказов Эммы Клайн – это десять эпизодов, в которых незаметно, но неотвратимо рушится мир, когда кожица повседневности лопается и обнажается темная изнанка жизни, пульсирующая, притягивающая, пугающая.


Рекомендуем почитать
Дневник инвалида

Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.


Разве это проблема?

Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.


Валенсия и Валентайн

Валенсия мечтала о яркой, неповторимой жизни, но как-то так вышло, что она уже который год работает коллектором на телефоне. А еще ее будни сопровождает целая плеяда страхов. Она боится летать на самолете и в любой нестандартной ситуации воображает самое страшное. Перемены начинаются, когда у Валенсии появляется новый коллега, а загадочный клиент из Нью-Йорка затевает с ней странный разговор. Чем история Валенсии связана с судьбой миссис Валентайн, эксцентричной пожилой дамы, чей муж таинственным образом исчез много лет назад в Боливии и которая готова рассказать о себе каждому, готовому ее выслушать, даже если это пустой стул? Ох, жизнь полна неожиданностей! Возможно, их объединил Нью-Йорк, куда миссис Валентайн однажды полетела на свой день рождения?«Несмотря на доминирующие в романе темы одиночества и пограничного синдрома, Сьюзи Кроуз удается наполнить его очарованием, теплом и мягким юмором». – Booklist «Уютный и приятный роман, настоящее удовольствие». – Popsugar.


Магаюр

Маша живёт в необычном месте: внутри старой водонапорной башни возле железнодорожной станции Хотьково (Московская область). А еще она пишет истории, которые собраны здесь. Эта книга – взгляд на Россию из окошка водонапорной башни, откуда видны персонажи, знакомые разве что опытным экзорцистам. Жизнь в этой башне – не сказка, а ежедневный подвиг, потому что там нет электричества и работать приходится при свете керосиновой лампы, винтовая лестница проржавела, повсюду сквозняки… И вместе с Машей в этой башне живет мужчина по имени Магаюр.


Козлиная песнь

Эта странная, на грани безумия, история, рассказанная современной нидерландской писательницей Мариет Мейстер (р. 1958), есть, в сущности, не что иное, как трогательная и щемящая повесть о первой любви.


Август в Императориуме

Роман, написанный поэтом. Это многоплановое повествование, сочетающее фантастический сюжет, философский поиск, лирическую стихию и языковую игру. Для всех, кто любит слово, стиль, мысль. Содержит нецензурную брань.