Девочки из варьете - [36]

Она смотрела на меня с легкой усмешкой. Страха на её лице я не заметил, зато сексуальность, казалось, сочилась из каждой поры её кожи. Если некоторых неотразимых женщин относят к категории секс-бомб, то сестричку Глорию следовало бы назвать секс-вулканом. Когда Фэй Бойл уверяла меня, что женщины их семьи обладают выдержкой в отношении мужчин, я поверил ей лишь наполовину. И я был прав — второй половине, стоявшей сейчас передо мной, веры не было ни на грош.

Я присел на край кровати. Кровать была односпальной, другой в номере я не заметил.

— Сменили номер? — вежливо поинтересовался я.

Подойдя к столу, она вытряхнула из пачки две сигареты, прикурила обе и, перегнувшись через мое плечо, вставила сигарету мне в рот. Её симпатичный на вид бюст вызвал при прикосновении ещё более приятные чувства. Потом она села рядом со мной, положила ногу на ногу, выпустила облачко дыма и вздохнула:

— Я никогда не снимала здесь номера. Вы об этом собирались меня спросить?

— Нет. Где Дон Малли?

— Кто он?

— Довольно. Я разговаривал с вашей сестрой и с дежурным клерком.

— О! — Затянувшись, она выпустила изо рта очередное облачко дыма, потом упала поперек кровати и зарыдала. Её голова лежала на моем бедре, её тело вздрагивало от рыданий. — Если б вы знали, что значит быть женой Филипа Кордея, вы не стали бы обвинять меня. Моя жизнь — настоящий ад.

— Да, — согласился я. — Поосторожней, не то сигарета прожжет покрывало.

Она зарыдала ещё громче. Я опасался, что в коридоре услышат её горестные вопли. Решив изменить линию поведения, я деликатно положил руку ей на плечо.

— Не плачь, детка, — сказал я. — Я постараюсь тебе помочь, если смогу. Расскажи обо всем поподробнее.

Приподнявшись на постели, она обхватила меня руками. Сквозь тонкое кимоно я ощутил тепло её тела. Однако меня больше беспокоила дымящаяся сигарета, которую она держала в непосредственной близости от моей шеи. Всхлипнув два или три раза, она уткнулась подбородком в мою ключицу и прошептала:

— Не обижайте меня. Пусть хоть один человек проявит обо мне заботу.

Потом её подбородок заскользил по моей щеке, и её губы прижались к моим. Наши уста слились, образовав единое целое. Наши руки и ноги сплелись. Мы начали медленно опускаться на кровать.

Вовремя, хотя и с трудом, оторвавшись, я заглянул в её глаза. В расширенных зрачках читались одержимость, нетерпение, болезненное желание. Уголки её рта трогательно опустились. Для медицины она несомненно представляла интерес — неврастения, граничащая с расстройством психики, вкупе с нимфоманией.

— Что я могу для тебя сделать? — спросил я.

Она улыбнулась. Поднявшись с постели, она подошла к двери и повернула ключ. Она молча смотрела на меня. Её глаза снова затуманились, и она выглядела как потерявшийся ребенок. Расставив в стороны, как для объятий, руки, она бросилась вперед и плюхнулась мне на колени. Впилась в мой рот губами. Все было бы иначе, не разыскивай меня полиция. У меня не было времени для любви. Я снял её с колен.

— Так что ты скажешь о Доне Малли? — спросил я.

Выражение одержимости сошло с её лица. Она снова превратилась в нормального человека.

— Я полагаю, вы больше не работаете на моего мужа? — с чопорным видом спросила она.

— Сначала скажи, откуда тебе стало известно обо мне.

— От Дона. Он говорил что-то о разводе, будто вы работаете на Филипа. Ваша договоренность с ним ещё в силе?

— Скорее наоборот. Сегодня вечером твой муж пытался меня застрелить.

— Почему?

— Тебе лучше знать.

— Вы не разыгрываете меня, мистер Йетс?

— Зови меня лучше Билл, — сказал я. — Мне не до игр. Сначала я выслушаю тебя, потом поделюсь своей информацией.

Она передернула плечами. С минуту она смотрела в пространство перед собой, потом снова пожала плечами.

— О чем, собственно, рассказывать? — просто сказала она. — Я вышла за него замуж молодой, очень молодой. Думала, как хорошо, что обо мне станет заботиться мужчина. Доктор как-то сказал, что у меня что-то вроде комплекса. Может быть, он был прав. Только заботы от Филипа я не дождалась. Он оказался слабаком. Хуже бабы. Я поняла свою ошибку уже через два месяца, но ничего не могла поделать.

— Почему?

— Ты знаешь законы этой страны. Единственным основанием для развода является здесь супружеская неверность. А Филип был для этого слишком ловок.

— В Рино ты смогла бы получить развод, придумав любой предлог. Ну, скажем, тебе не нравилось, как он снимает шкурку с апельсинов.

— Я думала о Рино, но решиться не могла. Из-за Дэнни. Только она, пожалуй, и заботилась обо мне. Иногда совалась не в свое дело, но в целом относилась ко мне прилично. Мне не хотелось причинять ей боль.

— Именно поэтому ты ничего не предприняла в отношении Джулии Дюпрэ?

— Кто эта женщина?

— Ладно, забудь о ней. Расскажи лучше о Дэнни.

Ее губы приоткрылись, словно она собиралась зарыдать и лишь в последний момент удержалась.

— Для неё не было ничего дороже доброго имени её семьи. Скандал был бы для неё страшным ударом.

— Но твоего муженька переживания тетушки мало беспокоили. Он собирался развестись с тобой, и миссис Люсьен об этом узнала.

Глория Кордей холодно сказала:

— Не говори глупостей. Как она могла узнать?