Девочки и институции - [6]
Через час я обнаружила, что отправила не семь фотографий, как должна была, а восемь. Восьмой фотографией было мое голое селфи, сделанное на день раньше в зеркале ванной комнаты. Внутри меня всё стало одновременно горячим и холодным. Я начала ждать звонка.
Но звонка в тот день так и не последовало.
Если в офисном воздухе с самого утра поднимается ветер, а наэлектризованные платья неподвижны и прилипают к ногам – значит, у нас с девочками подходит к концу очередной рабочий год и наступает день корпоратива.
День корпоратива – это день между мирами; он не рабочий и не выходной: сначала весь день ты делаешь вид, что работаешь, чтобы потом делать вид, что отдыхаешь. День корпоратива – это день-карнавал: начальник наливает тебе шампанское в пластиковый бокал, пока ты, поправляя картонную позолоченную маску, снимаешь туфли и встаешь капроновыми ступнями на офисный стол, усыпанный конфетти. День корпоратива – это день, важный в динамике существования любого коллектива, потому что это день, за который должно быть стыдно весь год. В День корпоратива мы понимаем: нет ничего сильнее солидарности, возведенной на чувстве стыда за происходящее.
Девочки, знаете, именно в такие моменты понимаешь, как же сильно ты любишь. Я так люблю вас сегодня. Люблю ваши платья в пайетках, ваши тяжелые бусы, ваши высоко убранные локоны, люблю смотреть, как вы распыляете лак для волос тяжелым токсичным облаком и как выплываете из этого облака. Я так люблю нашу страну и нашу работу. Да, иногда мне страшно, иногда мне кажется, что я ебнулась, иногда я залезаю под стол и закрываю уши руками, но сегодня я вижу только сияние. Сегодня я буду блевать в офисном туалете и видеть сияние.
Гаснет холодный верхний свет. Ведущие проверяют микрофоны. Начинаются конкурсы. Танцует бухгалтерия, танцует технический отдел, танцует отдел проектов и культурных программ. Сегодня мы все танцуем и прощаем друг друга.
Потные и красные, мы с девочками танцуем за всех. Мы так много хотим исправить, так много хотим сделать прекрасного и полезного. Говорят, человек красит место. Мы и есть те самые люди на местах. Мы изменим систему изнутри, опутаем ее своими пайетками и локонами, как маленькие паучихи. Мы прямо сейчас пойдем к нашим начальникам и всё им расскажем. Мы достучимся до их сердец, потому что мы умные и свободные девочки с красивыми лицами.
Мы выходим покурить на мороз без курток – и видим сияние. Мы держим друг другу волосы – и видим сияние. Мы просыпаемся с распухшими языками и идем на кухню за аспирином. Мы просыпаемся и понимаем: господи, как же стыдно.
От сияния слезятся глаза и болит голова.
Каждая девочка верила во что-то свое. В темные времена, незадолго до ежегодных проверок и инвентаризации, когда пол под ногами уплывал, а стены отшатывались от человеческих прикосновений, все тайны Вселенной начинали передаваться от девочки к девочке воздушно-капельным путем. Лихорадочными глазами мы следили за пересотворением мира:
Наташа завешивала окно от шаровых молний,
Саша раздавала кулоны из чеснока,
Оля заряжала воду из кулера,
Даша носила заплатку из фольги на груди, у сердца.
Но цифры всё равно не сходились. Всё вокруг было подтаявшим, податливым и пластичным, но только не цифры. Не сходились суммы, не совпадали инвентарные номера. Девочки молились и загадывали, жгли свечи и перечитывали гороскопы, смотрели на дно кофейных чашек, раскладывали таро, спрашивали у голосовых помощников. От всеобщего напряжения треснуло офисное покрытие, обнажилось главное и нежное: мы ведьмы, вынужденные прятаться, мы жрицы, служащие мировому порядку, мы демиурги, чьи творения вышли из-под контроля и пришли испытывать нашу силу.
Ближе к полуночи раздался хриплый голос одной из девочек:
– Сошлось.
Мы посмотрели друг на друга: красные белки глаз, паучьи разводы туши, спутанные волосы, полустершиеся губы.
Так вот кто мы такие. Завтра нас будут жечь.
Рабочих чатов у нас было столько же, сколько девочек. В каждом из них не хватало ровно одной из нас, чтобы остальные могли обсудить все ее неприглядные поступки или скинуться ей на подарок. Еще был общий чат, где все обменивались стикерами и документами, но мы знали – ловить там нечего. Настоящие повседневные драмы генерируются не здесь.
Наши конфликты редко протекали вслух. Чем серьезнее была проблема, тем интенсивнее мы стучали по клавишам. Сейчас мои чаты молчат, значит, сегодня обсуждают меня.
Обычно всё заканчивалось, когда исключенная догадывалась, что сегодня пошло не так. Забыла помыть чашки, хотя ее очередь. Завалила чужой стол своими бумагами. Взяла степлер и не вернула. Пришла позже всех и собирается уйти раньше всех. Присвоила чужую работу и выдала за свою.
У меня с этим всегда было туго. Пока я вспоминала, чем же сегодня я могла всех разозлить, моя тревога выходила из-под контроля и образовывала подвижную воронку в центре офиса. В воронку могло затянуть что угодно: казенные предметы, личные вещи, чужие идеи.
Девочки встали из-за столов одновременно и отправились на обед. Я заметалась по кабинету. В голову ничего не приходило, так что я решилась на отчаянный шаг: плотно закрыла дверь и пошевелила мышью чужого компьютера, чтобы увидеть чат, в котором меня никогда не было.
