Девочка в гараже - [35]

Господи Иисусе, неужели это правда? Ханна мертва? Как же я скажу Элу? А детям? Что я им скажу? Мои мысли неслись вскачь, а все движения, наоборот, замедлились.

Я была не в состоянии думать. Только чувствовала боль повсюду, она вонзала когти в мой живот, разрывала ими грудь, выдавливала из меня дыхание и жизнь

Повесив, наконец, трубку на место, я продолжала держаться за нее, а свободной рукой – за стену. Меня жгла боль. Пропало дыхание. И голос.

Не знаю как, но мне удалось вздохнуть, и я позвала:

– Эл, ты мне нужен! Прямо сейчас! – крик получился слабым, но отчаянным. – Эл!

– Что? – Судя по его ответу, он был слегка раздражен тем, что ему помешали, но едва увидел меня, недовольство исчезло, в глазах появилась тревога. Он бросился ко мне. – Что случилось? – прошептал он.

– Нашли тело Ханны. Она мертва. Наша милая малышка Ханна, – я всхлипнула. Эл обнял меня. Его била дрожь. Он плакал. Он прижался щекой к моей щеке, и я чувствовала его слезы.

На звуки плача из гостиной прибежали дети и застыли, широко раскрыв глаза. Они никогда не видели нас такими – отчаянно рыдающими в объятиях друг друга. Я обернулась к ним и сквозь слезы выговорила: «Ханну нашли». Других объяснений не потребовалось. По нашим слезам они поняли, насколько плохи эти вести – и все с плачем бросились обнимать нас. Мы все, вся наша убитая горем семья, сплелись в объятиях, чувствовали, как наши сердца разрываются от боли, скорбели, как никогда прежде. У нас уже не было сил стоять – и мы, не разжимая объятий, опустились на ковер, словно утонули в своей утрате. Этого просто не могло быть. Этого не могло случиться.

Прижимая к себе детей, я смотрела на кресло Эла, стоявшее в глубине гостиной. И словно наяву, я видела Ханну, видела, как Эл читал ей книги в этом кресле. Видела, как она улыбается и приникает к его груди, а он переворачивает страницы. Я отчетливо видела ее. Нет, не может быть, чтобы ее не стало!

Хелен тем вечером гостила у подруги. Мне предстояло позвонить ей и сообщить страшную новость. Она будет безутешна. Она обожала Ханну.

Все мы любили Ханну.

Всю мучительную ночь я боролась с Богом. Почему? Почему Он допустил, чтобы Ханна, возвращенная под опеку Карен, погибла? Это же бессмыслица, ведь мы так старались оставить ее у себя, уберечь ее! Почему мне так и не удалось донести до УДС свои тревоги – еще до того, как дочку вернули Карен, и после того, как это случилось? Неужели во всем виновата я?

Я вспоминала тот страшный день, когда мне пришлось отвезти Ханну обратно к матери. Ошеломленная решением судьи, в страхе за Ханну, я понимала, что она возвращается в опасное место, где никто не станет ее любить.

Эл забылся беспокойным сном рядом со мной, а я никак не могла уснуть. Взбивала подушки, ворочалась с боку на бок. Мой разум наотрез отказывался успокаиваться. Надо было забрать ее оттуда! Но закон был не на моей стороне. А вот теперь закон все-таки вмешался, но слишком поздно. В новостях сообщили, что матери, уже заключенной в тюрьму, предъявили еще одно обвинение – в убийстве. Эту ночь за решеткой провела не только Карен: я тоже чувствовала себя узницей невыразимого горя и неутихающей боли. Я лежала во мраке моей комнаты. Во мраке моей души.

И удивилась, когда в щель между шторами заглянуло солнце. Мне казалось, больше оно никогда не взойдет. Семья спала, а я выскользнула из-под одеяла, набросила халат и пошла вниз, варить кофе. Было лето. Дом еще какое-то время побудет в тишине.

Я сидела за кухонным столом, положив подбородок на сложенные руки, и смотрела на то, как кофейник наполняется до отметки «десять чашек». Потом достала кружку из шкафа, наполнила ее до половины дымящимся кофе и долила холодной водой из-под крана. Сделала первый глоток – и зазвонил телефон.

Я уставилась на желтый телефонный аппарат. Я боялась подходить. Все и так уже плохо. Что мне еще теперь скажут? Кто звонит в такую рань? Но я метнулась к телефону и схватила трубку, пока звон не перебудил весь дом.

– Алло, дом семьи Мерк, – мой голос звучал тихо и вяло.

– Алло. Говорят из следственного изолятора округа Натрона, – включился записанный голос. – Вам звонит одна из заключенных, звонок за ваш счет. Если вы готовы оплатить его, скажите «да». Если нет, просто повесьте трубку.

Одна из заключенных? Эти слова будто лопнули у меня внутри, разрывая тело. Я помнила лишь одну заключенную – ту самую, вокруг которой мои мысли вертелись всю ночь. Изнутри на глаза давило все сильнее. Я невольно стиснула зубы. Я не могла сглотнуть.

Это шутка? Мне звонит Карен? Ужаснувшись самой мысли, я вцепилась в телефон. Да, это шутка! Я повернулась к стене – положить трубку. Она что, вправду думала, что я возьму на себя расходы и приму ее звонок? На что она надеялась? Спятила? С вихрем таких мыслей я отдернула трубку от уха и поднесла ее к рычагу.

– Еще чего! – шепотом выпалила я, собираясь положить трубку.

И в этот миг в голове у меня прозвучал голос: «А если бы она звонила Мне, принял бы Я ее звонок?» Я узнала этот голос сердцем: Иисус. Я замерла. «Ты – Мои руки, Мои ноги, Мой голос. Заговоришь ли ты от Моего имени – или нет?»