Девочка в бурном море. Часть 1. Антошка - [3]
ГОД СПУСТЯ
Как давно это было! Целый год прошел с тех пор.
Антошка вздохнула, подложила под локти диванную подушку, удобнее устроилась на подоконнике.
Сегодня, как и в тот день, когда она уезжала в пионерлагерь, моросит дождь. Внизу сквозь сизую дымку пузырится раскрытыми зонтиками набережная. Черные пузыри плывут сплошным потоком: люди на велосипедах под зонтиками едут с работы. Зажатые со всех сторон автомобили вежливо гудят — просят велосипедистов уступить дорогу.
Залив только угадывается по сплошной серой непроглядной пелене дождя и дыма.
И сколько ни лежи на подоконнике, сколько ни смотри — не дождешься, чтобы вдруг очистилась улица и по самой ее середине проехал веселый поезд из автобусов, украшенный флажками, звучащий пионерскими песнями. Милиционер взмахом палочки не прижмет легковые машины к тротуару, не улыбнется, проводив взглядом расплющенные о стекла ребячьи носы.
Ничего этого не дождешься. Потому что здесь нет милиционеров, не ходят пионерские поезда, нет пионерских лагерей, как нет и самих пионеров. Это чужая страна, и называется она Швеция.
Антошка села, обхватила сомкнутыми руками колени. Чудно! Рассказать своим ребятам, так они не поверят: в таком огромном городе всего один дворец, и тот занят королем, и ребята этой страны понятия не имеют, как здорово звучит песня у пионерского костра, взметающего искры до самых вершин деревьев, и не изведали вкуса печеной картошки, пропахшей дымком, и никогда не слышали пионерского горна, который будит по утрам: «Вставай, вставай, дружок!»
А ведь в Москве сейчас на все девять вокзалов шумливыми ручейками стекаются пионерские отряды, и поезда развозят их в самые что ни на есть живописные места страны. По всем железным дорогам изо всех городов бегут, спешат пионерские поезда, и машинист, подъезжая к станции, по старой привычке насвистывает: «Вставай, вставай, дружок!»
Антошка даже тихонько взвыла — до того ей захотелось к ребятам и таким вдруг потерянным счастьем представился ей пионерский отряд, лагерь на Азовском море. Как это она раньше не понимала, что все это было чудо, и как это она могла обрадоваться, когда узнала, что отца ее посылают на работу в Швецию и она вместе с родителями отправится за границу.
Улетали они в марте 1940 года. Москва запомнилась Антошке нарядной, в сияющих снегах. До Швеции летели шесть часов. Летели над Балтийским морем. Оно лежало внизу серое, стылое, придавленное льдами. Гудели моторы, и Антошке чудилось — они пели: «Прощай, прощай, дружок!»
В Стокгольме Антошка с жадным любопытством всматривалась в новый для нее мир. Красивый город, что и говорить, куда ни пойдешь — всегда выйдешь к морю: город расположен на островах, а острова соединены между собой мостами. Был и такой мост, за переход по которому нужно платить деньги. Антошка шагала по нему медленно-медленно и не переставала удивляться, как это мост может принадлежать одному человеку. Ей почему-то представлялось, что на ночь владелец втаскивает мост в огромный сарай и запирает его на большой висячий замок.
И незаметно в обиход вошло новое слово «приватный», что значит частный, негосударственный. А Антошка понимала это слово как «несправедливый».
Были частные парки, стадионы, театры, школы, больницы и даже леса и проезжие дороги. Разве это справедливо? Все в этой стране было ново, интересно и все же несправедливо.
Торговые улицы города были похожи на коммунальные квартиры. Под крышей одного дома множество магазинов. Были магазины большие, в несколько этажей, были и такие, что трем покупателям повернуться негде. И все они зазывали к себе покупателей и хвастались, что в их магазине самые лучшие товары. Зазывали не голосом — это считалось в двадцатом веке неприличным, а яркими световыми фокусами и сказками: «Вы лысый? Это поправимо — употребляйте наш лосьон для ращения волос, и вы обретете пышную шевелюру!», «Мойтесь нашим мылом, и вы станете красивой и загадочной, как кинозвезда Грета Гарбо!», «Только у нас вы можете получить наслаждение от чашки ароматного кофе», «Только в нашем магазине вы можете купить себе элегантный плащ». Антошку возмущало это вранье. В каждом магазине надо было торговаться: выпрашивать, чтобы отдали подешевле. Антошке стыдно было торговаться, она всегда тянула маму за рукав, шептала ей, чтобы она не унижалась, а Елизавета Карповна потом выговаривала, что незачем деньги на ветер бросать, что здесь не Москва и здесь продают «с запросом».
Утром Антошка с опаской ходила в лавочку за продуктами. Утром улицы предоставлялись собакам. Это были не какие-то дворняжки, которые без толку гавкали, бросались на прохожих или старались тяпнуть за колесо велосипеда. Нет, по тротуарам прогуливались благовоспитанные псы с медалями на ошейниках. Зимой их закутывали в суконные попоны, а совсем маленьких собачонок хозяйки носили в меховых муфтах. На рынке для этих собак покупали парную печенку, самое нежное мясное филе, в игрушечных магазинах продавались собачьи игрушки, сделанные из твердой резины: кости с кусочком мяса, кошки, птицы, мячики.
В этой стране был даже настоящий живой король. Звали его не по имени и отчеству — в Швеции вообще по отчеству никого не зовут, — а просто Густав V. Был принц и принцессы. Антошка читала о королях только в сказках и хорошо знала шахматных короля и королеву, но никогда не думала, что ей придется увидеть живого короля.
