Девочка с персиками - [31]

Голая девушка должна была читать напечатанный текст, который я, тоже голый, диктовал девушке одетой.

Пьесу я писал накануне ночью, поэтому не успел подобрать девушек на роли. Все пришлось организовывать на месте. С одетой девушкой особых проблем не оказалось. Нужно было найти только голую. Никто не соглашался. На электричках из города прибывала все новая и новая публика. Гейгер читал из окна вагона отрывки из своего русского романа "Улица Марата", Орнет варил фасолевый суп по-сербски. Мы ждали прибытия Ольги, которая обещала спеть русские вокзальные песни.

С Ольгой приехала Бланка. Мы познакомились. Я дал почитать ей текст, а затем быстро раздел в полуразрушенном купе. Сказал, что так надо. Мы залезли на крышу вагона по ржавой металлической лестнице.

На крыше нас уже ждала одетая девушка с пишущей машинкой по имени

Инна. Она восседала за колченогим столиком и что-то печатала. Внизу на нас, затаив дыхание, смотрела толпа венских артизанов и анархистов. У меня на мгновение закружилась голова, и я чуть было не ебнулся вниз. Пьеса прошла с головокружительным успехом. Ольга спела русские песни и уехала вместе с Бланкой в Вену. Я остался тусовать до вечера. Пили вино. Затем заночевали на даче Магдалены и Лукаса – парочки художников, дача которых находилась неподалеку. С утра снова пили.

Вернувшись в Вену, я позвонил Ольге. К телефону подошла Бланка. Я пригласил ее вечером в кино. Мы пошли на какой-то альтернативный французский фильм в "Вотив-кино". С трудом дождались конца. Перешли дорогу к Вотив-кирхе, где в жидком кустарнике прилегающего парка, даже не ложась на траву, вдохновенно положили начало нашим дальнейшим половым отношениям.

Вернувшись из России, я снова позвонил Бланке. Продолжение не заставило себя ждать. Поебаться она была готова всегда. Только говорить с ней мне было не о чем. Из вежливости я расспрашивал ее о

Рудольфе Штайнере и его учении, хотя оно меня и не интересовало.

"Ну, как прошел твой день?" – без особого любопытства спрашивал я ее, прежде чем задрать ей юбку. – "Надеюсь, ты вела себя хорошо?"

Она что-то рассказывала. Я не слушал, а если и слушал, то не запоминал. Обратил внимание лишь на то, что у них почти каждый день бывают какие-то особые теософские танцы. Специальная придумка

Рудольфа Штайнера. Различные движения изображают различные буквы, которые слагаются в слова и стихи. Они как раз готовят большое выступление в Югендстиль-театре, расположенном на территории венской психбольницы Штайнхоф.

Югендстиль-театр построил известный австрийский архитектор эпохи модерна Отто Вагнер. Он построил и саму психбольницу. На территории психбольницы он построил еще церковь из белого мрамора, увитую кованными растительными узорами и украшенную внутри яркой сверкающей мозайкой.

Венская психбольница Штайнхоф – это доступное место для всех.

Туда можно заходить в любое время. Там можно гулять, посещать концерты и богослужения, общаться с психами. Разумеется, только с покладистым контингентом. К буйным там не пускают.

Бланка дала мне несколько приглашений на предстоящее представление, и я подумал, что туда стоит таки сходить.

Югендстиль-театр – прекраснейший по интерьерам театр. Кроме того, мне захотелось взглянуть на танцующих девушек-блядей, студенток педологического института.

До последнего времени я знавал только насельниц квартиры на

Гюртеле, международный состав которых время от времени менялся. В настоящий момент это были – словачка Бланка, русская Ольга, датчанка

Элизабет, полька Моника и маленькая похотливая болгарка Танечка.

Вполне достойный мужского внимания бабский цветник, рассадник разврата! Но мне, тем не менее, непременно хотелось расширить свой половой кругозор и проверить, нет ли там еще чего-нибудь полюбопытней…

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Приданое Карин. Отвальная вечеринка на Терезианумгассе.

Пока, распевая русские песни, мы брели с Будиловым по направлению к станции, нас обогнала машина, очень похожая на автомобиль папы

Карин. Я мог даже поклясться, что внутри сидел сам папа, а рядом с ним – сама Карин. Но машина проехала мимо, даже не снизив скорость.

Это выглядело странно.

– По-моему, это были они, – сказал я.

– По-моему, тоже, – согласно кивнул Будилов.

– Почему же они не остановились?

– Не знаю, – он выдержал паузу. – Загадка.

– Все как в каком-нибудь фильме…

– Ты что, имеешь в виду Тарковского?

– Наверно. Даже, скорее всего. Первые ассоциации, конечно, с ним.

Когда долго и вяло нагнетается какая-то непонятная херня…

– А развязки нет даже в голове режиссера…

– И еще немного скрытого ужаса.

– Не понял?

– Комната мертвого брата.

– Какая комната?

– У них, там, на втором этаже. Я в ней случайно заснул.

– Да ты что? – коротко стриженые волосы на голове Будилова встали дыбом.

– Ужас нечеловеческий…

– Смотри! – Будилов показал рукой на строения у железной дороги.

– Что они там делают?

– Похоже, они поджидают нас.

– Странно.

– Вероятно, хотят отобрать ключ от квартиры.

– Но там же мои картины и вещи!

– Посмотрим.

Карин с папой ждали нас у машины, припаркованной перед платформой для электричек.

– Вот, – сказал папа, вынимая несколько тысячешиллинговых купюр.