Девочка по имени Аме - [39]

Едва войдя в комнату, юноша понял, что расслабиться сегодня вряд ли получится — за низким столиком сидела только наследная принцесса Сарумэ, ни Канске, ни Макетаро поблизости не наблюдалось. Когда Амако и Амэ оставались наедине, то начинали спорить на темы, которые обычно не предназначались для чужих ушей. Вряд ли сегодня будет по-другому.

— Опаздываешь, — холодно произнесла мать вместо приветствия.

Юноша усмехнулся.

— Никак не получалось уложить волосы, — разумеется, это не оправдание, но это не имело значения. — Где братья?

— Поехали в Имубэ.

— Хм…

Этим двум оболтусам надо меньше общаться с Кунимити. Он на них дурно влияет.

Амэ устроился за столом напротив Амако и потянулся за палочками для еды. Вкусно пахло тушеными овощами, и юноша неожиданно обнаружил, что голоден. И это не удивительно — организм всегда требовал еды и воды взамен потерянной накануне крови. Сейчас объедаться не стоит, ведь мать решит, что он решил наплевать на свою фигуру, поэтому позже он проберется на кухню, где его с радостью накормят.

Некоторое время ели молча. Амэ все ждал, пока на него подействует умиротворяющая атмосфера комнаты, но этого никак не происходило.

— Мне надоел этот фарс, — нарушил тишину юноша.

Палочки в руках Амако не дрогнули. Она спокойно дожевала, а только потом подняла голову и окинула Амэ изучающим взглядом, немного удивленным. Надо отдать женщине должное: Амэ прекрасно знал, что больше всего на свете она боится, что их секрет раскроется, и она потеряет дочь, — но Амако даже не подала виду, что ее это хоть сколько-то взволновало.

— Вот как? — красивая тонкая бровь дрогнула.

— Ты же не думала, что я вечно буду притворяться? — спросил Амэ, но Амако не ответила. — После Церемонии я открою правду.

Некоторое время ничего не происходило, а потом наследная принцесса запрокинула голову и рассмеялась. От звуков его смеха Амэ почувствовал, что волосы на загривке становятся дыбом. Амако всегда успешно притворялась нормальной, но на самом деле она была сумасшедшей. Акито говорил, что она тронулась умом в тот момент, когда на ее глазах йокай убил отца. Что ж, Амэ не за что было ее осуждать.

— Вкус взрослой жизни вскружил голову, да? — спросила она, отсмеявшись. От ее взгляда Амэ пробирала дрожь — зрачки расширились настолько, что заполонили собой всю радужку. Липкий страх заворочался где-то в животе, ведь когда мама на него так смотрела, когда он был маленьким, это означало, что скоро будет очень больно.

Амэ заставил себя расслабиться и расправить плечи. Он давно не ребенок, и не позволит Амако распускать руки, но детские привычки, детские страхи, въевшиеся в кости и плоть, не так легко искоренить.

— С этим фарсом давно пора заканчивать, — пожал плечами Амэ нарочито равнодушно. Он ни за что не покажет своего страха. Прошлое — это прошлое.

— А как же твой ненаглядный Акито? Не боишься его потерять? — не улыбка, а оскал. Прекрасная Амако, великолепная в каждом движении, куда-то испарилась. Вместо нее на Амэ смотрела ведьма с бездонными черными глазами. И эта ведьма сейчас опасна.

— Мы все чем-то рискуем…

— Неблагодарная! — мать схватила со стола миску с едой и швырнула в Амэ. Тот был готов к такому повороту событий, поэтому уклонился. — Я дала тебе жизнь! Я растила тебя! А ты вот так мне хочешь отплатить?!

В юношу летело все, что попадалось под руку разгневанной женщине, — успевай только уворачиваться от летящей в тебя посуды и продуктов. Вскоре чистая и ухоженная комната напоминала свинарник. Амэ подумал, что Амако еще долго продержалась. Обычно, когда ее глаза становятся черными, наполняясь сумасшествием, она почти сразу теряет рассудок и начинает кричать о том, что Амэ принадлежит ей.

— Ты моя! — кричала Амако. — Ты только моя! МОЯ!

Она громко топала ногами. Она проклинала Амэ за то, что он появился на свет. Амако была похожа на раненого зверя, загнанного в ловушку: женщина металась по комнате.

— Никому тебя не отдам! Никому! Никогда!

Амэ бегал по комнате, то пытаясь увернуться от летящих в него предметов, то удрать от цепких крючковатых пальцев, которые тянулись к его горлу, чтобы придушить. Таким образом Амако доказывала свое право на Амэ. Глупо, конечно, но поди скажи об этом сумасшедшей. Юноша начал жалеть, что завел этот разговор. Сделал бы все молча, когда пришло время, так нет… И кто его за язык тянул?

Фусума за спиной Амэ распахнулись, и в комнату вбежало несколько слуг во главе со старым Седзиро, который, как поговаривали, заботился об Амако еще с пеленок. И теперь, когда у наследной принцессы вдруг случался приступ, всегда звали его. Только у него получалось справиться с Амако в приступе ярости.

Дед бросил неодобрительный взгляд на Амэ. Он всегда считал, что во всех бедах его подопечной виновата ее "дочь", и никогда даже и не думал молчать об этом. Как ни странно, но когда подобные разговоры доходили до самой Амако, она делала вид, что ничего не происходит. Седзиро многое прощалось.

— Госпожа… да что же за беда такая?… — запричитал дед, пытаясь успокоить разбушевавшуюся женщину.

Амако застыла, услышав знакомый голос. Дед стал к ней приближаться спереди, а еще двое слуг — сзади, чтобы скрутить нарушительницу спокойствия и опоить сонными каплями. Обычно, после них мама просыпалась совершенно спокойной.