Девочка, которая пила лунный свет - [8]

Фириан с утра до ночи пел, Сян суетилась, и никто, никто не желал внимать доводам рассудка. Глерк отлично это видел. К концу второй недели жилище ведьмы полностью преобразилось: на специально для этого натянутых веревках сушились подгузники, чепчики и распашонки; рядом с новехонькой раковиной на особых решетках сушились специально изготовленные стеклянные бутылочки; откуда-то (Глерк так и не понял откуда) появилась коза, и Сян завела отдельные крынки для молока, творога и масла; а пол как-то вдруг оказался усыпан бесчисленными игрушками. Сколько раз под ногу Глерку подворачивалась какая-нибудь деревянная погремушка с острыми углами, сколько раз он выл от боли! Но на него тут же шикали и выставляли вон, чтобы он не разбудил девочку, не напугал девочку или не заморил девочку скукой, читая ей стихи.

К концу третьей недели Глерк понял, что с него хватит.

– Сян, – сказал он, – не вздумай полюбить этого ребенка.

Старая ведьма фыркнула, но ничего не ответила.

Глерк нахмурился.

– Ты меня слышала? Я тебе запрещаю.

Ведьма только рассмеялась. Девочка рассмеялась вместе с ней. Они всегда были вдвоем, в своем маленьком мирке, куда Глерку путь был заказан.

– Луна! – запел Фириан, влетая в распахнутую дверь. Дракончик порхал по комнате и пел, словно напрочь лишенная музыкального слуха птица: – Луна, Луна, Луна, ЛУНА!

– Хватить петь! – рявкнул Глерк.

– Не слушай его, Фириан, – встряла Сян. – Дети любят, когда им поют. Это все знают.

Девочка засучила ножками и загулила. Фириан сел на плечо Сян и замурлыкал без слов. Стало лучше, но ненамного.

От отчаяния Глерк застонал.

– Знаешь, что сказал Поэт о ведьмах, которые растят детей? – спросил он.

– Я понятия не имею, что там говорят поэты о детях и ведьмах, но уж конечно, это что-то умное. – Сян огляделась. – Передай мне вон ту бутылочку, будь добр.

Скрестив ноги, Сян села на дощатый пол, а девочку уютно примостила у себя в юбках.

Глерк подошел ближе, наклонился к ребенку и испытующе его осмотрел. Девочка сунула в рот кулачок, по пальцам потекли слюни. Другой рукой она замахала на кошмара. Розовые губки, между которых скрывались обслюненные пальчики, сложились в широкую улыбку.

«Это хитроумная уловка, – сказал себе Глерк, изо всех сил стараясь удержать улыбку, которая неудержимо раздвигала его широкую мокрую пасть. – Она специально старается выглядеть славной, чтобы затянуть меня в свои сети. Какое коварство!»

Луна взвизгнула, засмеялась и брыкнула воздух крошечной ножкой. Глаза ее встретились с глазами болотного кошмара и засияли как звезды.

«Не вздумай полюбить этого ребенка», – как можно строже сказал себе Глерк.

Он откашлялся.

– Поэт, – сообщил он, особо выделив это слово, и посмотрел на ребенка, сузив глаза, – ничего не говорит о ведьмах и детях.

– Ну и ладно, – бросила Сян и коснулась носом носа девочки, заставив ту рассмеяться. И еще раз. И еще. – На нет и суда нет. Нет, и нет, и вовсе нет!

Она уже пела. Глерк закатил глазищи.

– Дорогая моя Сян, ты упускаешь главное.

– А ты, пока ворчишь и пыхтишь, упускаешь время ее младенчества. Слушай внимательно: Луна уже здесь, и здесь она и останется. У человеческих детей младенчество пролетает так быстро! Не успеешь глазом моргнуть, как они уже выросли. Так наслаждайся этими мгновениями, Глерк! Или наслаждайся, или поди отсюда.

При этих словах ведьма не смотрела на Глерка, но тот ощутил исходящий от нее колючий холод, и это едва не разбило ему сердце.

– Ух ты! – сказал Фириан. Он сидел на плече у Сян и с интересом смотрел, как малышка сучит ножками и гулит. – А мне она нравится.

Фириану не разрешалось подходить к девочке. Сян объяснила, что так надо для безопасности обоих. Брызжущая магией девочка была подобна спящему вулкану, мощь, жар и сила которого со временем станут расти и однажды могут прорваться наружу в самый неподходящий момент. Сян и Глерк, в общем, не боялись магических всплесков (Сян – потому что была искусной ведьмой, а Глерк – потому что он был старше магии и не занимался такими глупостями), так что им беспокоиться не приходилось. А вот Фириан никакой защиты не имел. Кроме того, с ним часто приключалась икота. И икал он обычно огнем.

– Не подходи к ней близко, Фириан, милый. Встань за спиной у тетушки Сян.

Спрятавшись за занавесом из вьющихся седых волос ведьмы, Фириан рассматривал девочку со смесью испуга, зависти и тоски.

– Хочу с ней поиграть, – заныл он.

– Поиграешь еще, – успокаивающе сказала Сян, взяла девочку на руки и дала ей бутылочку. – Просто я не хочу, чтоб вы сделали друг другу больно.

– Я не буду делать больно! – возмутился Фириан. Потом чихнул. – Кажется, у меня аллергия на этого ребенка, – сказал он.

– Нет у тебя никакой аллергии, – пророкотал Глерк, и тут Фириан чихнул, и на затылке у Сян расцвел язык яркого пламени. Ведьма даже не вздрогнула. Одно движение век, и огонь превратился в пар, унося с собой заодно несколько пятен от срыгнутого молока, которые она до сих пор не удосужилась отстирать.

– Будь здоров, милый, – сказала Сян. – Глерк, не мог бы ты сводить Фириана погулять?

– Я не люблю гулять, – сказал Глерк, но Фириана забрал.

Глерк шел не спеша, а Фириан носился у него за спиной туда-сюда, вверх-вниз, словно обезумевшая бабочка-переросток. Первым делом Фириан решил собрать букет цветов для малышки, однако, поскольку он то и дело икал и чихал, всякий раз выпуская при этом пламя, цветы превратились в угольки. Впрочем, Фириан этого даже не заметил. Он засыпал Глерка вопросами.