Девочка из стаи - [23]

— Не дадут тебе ничего за нее, — не заинтересовалась тетя Зоя. — А пропишешь — потом вырастет, станет свою долю у тебя требовать.

— Да пока только вы и требуете, а она-то в любом случае наследница Маринина, — возразила бабушка.

Тетя Зоя только сверкнула глазами. Наташа порядок наследования не знала, но бабушка все чаще говорила ей, что надо им оформить ее опекунство над Наташей.

— Без документов сейчас ничему цены нет, — говорила она. — А так вот будешь по полному праву тут жить.

Но только никому, кроме них, это нужно не было. Дядя, едва услышав про это, напустился на бабушку, и за закрытой дверью они долго кричали. А после бабушка перестала говорить об этом.

Зато ближе к весне привезла бабушка Наташе из города необычный подарок.

— Сиди, — осадила она открывшего было рот дядю. — Я у твоих детей ничего не отбираю, а Наташеньке тоже в школу идти надо. — Она достала и положила перед девочкой большую красивую книгу с картинками. — Хоть и не с первого класса, может быть, — примирительно добавила она и тут же серьезно пригрозила: — И не троньте ее, пускай читать учится.

Невеселые дни Наташи в бабушкином доме стали чуть скрашиваться вечерами, когда они вместе садились и читали. Поначалу бабушка заново рассказала про алфавит и буквы. Когда-то Наташе рассказывала мама, и в то время девочка уже по буквам читала простые слова. Теперь с трудом, но с большой охотой начинала Наташа все заново. Ребенком она была смышленым, и давалось ей все легко. А бабушка начала вслух читать ей другие книжки. Они лежали у нее в шкафу, и те были без картинок и с непонятными порой словами, но одна из них Наташе нравилась — она была в стихах, про природу, про горы и схватку человека с барсом.

— Это такой большой кот, — поясняла бабушка. — А мцыри — это монах значит.

— А их много?

— Кого?

— Монахов.

— Один, про него и рассказывается.

— А почему тогда мцыри? Бабушка смеялась.

Кроме нее не оставалось у Наташи совсем никого. Теперь часто они тихонько говорили о том, что надо как-то определить Наташу в школу.

— Никуда твой дядя не денется, без документов человек жить не может, и, пока ты маленькая, за тобой присмотр нужен. Вот как соберем тебя учиться, так и пропишу здесь, а там, глядишь… — Бабушка никогда не договаривала, на что можно надеяться после того, как Наташа будет прописана и пойдет учиться, но даже ее недоговорки придавали уверенности девочке.

Бабушка рассказала Наташе, как после школы она сможет пойти в институт, потом работать.

— А это скоро? — с надеждой спрашивала Наташа.

— Нет, не скоро, — вздыхала бабушка. — Но ты у нас в маму, ты далеко пойдешь, я уж вижу…

Наташа верила, и засыпала, пока бабушка еще что-то ей говорила.

Когда Наташе начало казаться, что все наладится и с бабушкой жить она привыкнет даже в этом нелюбимом доме, судьба снова обманула ее.

Начался тот день с обычной теперь ссоры. Опять дядя напустился на Наташу за что-то, только на этот раз ударил так, что девочка даже упала. То ли Наташа посмела что-то ответить ему, то ли просто не успела убежать. Бабушка терпела порой долго, но если сын переступал черту — готова была заступиться за Наташу. Снова пошла к нему, снова кричали, а потом затихли, и бабушка одна вышла, прижимая платок к глазам. Наташа все это время сидела под лестницей, прислушиваясь, и заметила, когда открылась дверь кухни.

Бабушку всю трясло, она тяжело прошла в комнату и опустилась на кровать. Девочка хвостиком бежала за ней. Когда бабушка легла, она подошла, растерянно глядя на нее, тяжело дышащую и закрывшую глаза.

— Баб Поль. — Наташа снова не знала, как поступить, ей хотелось помочь бабушке, но она не знала чем и вспомнила, что говорила тетя Зоя, когда бабушке становилось плохо и кружилась голова. — Водички?

Морщинистое лицо бабушки озарила улыбка, она вслепую нащупала руку Наташи и взяла ее в свою ладонь, но глаза не открыла.

— Не надо, моя хорошая, — прошептала она. — Сейчас бабушка твоя полежит, и все будет хорошо… и пойдем с тобой… — Она не договорила куда и снова отпустила ее руку, приложив ладонь к груди и вздохнув. — Сейчас отдохнет бабушка, и все будет хорошо…

Наташа немного постояла над бабушкой, но та, видимо, задремала — дыхание стало тише, она больше не говорила. Тогда девочка отошла к своему кукольному домику, начав перебирать платья — те, что из бумаги. Ничего делать не хотелось, как все чаще бывало, по мере того как Наташа становилась все более одинокой. Она устала, она хотела только одного — чтобы все прекратилось. Хотела назад, к маме и папе, в их уютный дом, в свой садик, к тете Свете и ее детям, снова увидеть их всех, чтобы они приехали и забрали ее и чтобы никто больше не кричал, не бил, не смеялся над ней и не называл приживалкой.

Просидев некоторое время, Наташа подумала, что теперь, наверное, бабушка пойдет готовить, и она вместе с ней. Ей уже не хотелось плакать — все слезы застревали где-то в груди холодком, который гасил ее чувства, и она отупело перебирала оставшиеся вещи. Потом наконец встала и посмотрела на бабушку. Та лежала совсем тихо. «Спит», — подумала Наташа, и подошла.

— Баб Поль, — тихонечко позвала она, но бабушка не открыла глаза, и Наташа слегка коснулась ее руки. — Баб Поль, а мы куда пойдем?