Девочка из Франции - [99]

— Воображаю, как Дюла обрадовался!

— Конечно…

Жанетта простилась с каждой больной по очереди, выслушала поручения и, важничая, повторила:

— Словом, два хороших яблока, зубную пасту для тети Киш и четыре бигуди для Эржики. Завтра все принесу.

Уходя, Жанетта перекинулась несколькими словами с дядей Рово, вечно курившим в коридоре, да и со швейцаром она теперь уже разговаривала запросто. Она шла, и ее провожали улыбающимися взглядами и негромкими замечаниями: «Какая славная девчушка!.. Это подружка Эстики, она бывает здесь каждый день… Профессор назвал ее цыганкой, да она и похожа на цыганку — вон какие черные кудри!..»

Жанетта пришла домой раньше тети Вильмы. Она накрыла в кухне стол на два прибора; потом поставила на слабый огонь еще со вчерашнего вечера приготовленный обед и стала ждать, когда раздадутся знакомые, по-солдатски четкие шаги.

По кухне распространялись вкусные запахи. Жанетта сняла крышки с кастрюлек, жадно вдыхая запах тушеного мяса с гарниром из чечевицы. Вдруг что-то вспомнилось ей. Она бросилась в свою комнату и вернулась на кухню с томиком Йожефа в руках. В алфавитном указателе она нашла букву «М». Вот оно, стихотворение «Мама»! Жанетта тихонько шевелила губами, просматривая стихотворение — нет ли там труднопроизносимых слов. Успокоившись на этот счет и теперь уже вдумываясь в содержание стихов, она стала читать строфы одну за другой… И вдруг, словно от удара в грудь, Жанетта опустила книгу на колени и вся сжалась, сгорбилась, глубоко потрясенная.

С грустью дни и ночи думаю о маме,

Как она ходила быстрыми шагами,

Как носила мама, вспоминаю я,

Полные корзины мокрого белья.

Жанетта повторила еще раз, чуть громче:

Как носила мама, вспоминаю я,

Полные корзины мокрого белья.

Мама!.. Она лежит, забытая всеми, на трепарвильском кладбище. А в Венгрии так хорошо! Кто бы думал, что Жанетта будет здесь так счастлива? Вот дочка понемногу и начала забывать о маме, которая там, во Франции, в далекой шахтерской деревне, так же молчаливо ходила по дому, как мама Аттилы Йожефа на улице Гат. Мама тоже никогда не бранила Жанетту и тоже была такая измученная и больная.

— Мама! — в волнении шептала Жанетта, устремив вдаль неподвижный, остановившийся взгляд.

Это было глубокое потрясение, под влиянием которого, собственно говоря, Жанетта и пришла к сознанию того огромного поворота, который совершился в ее жизни, и тех изменений, что произошли в ней самой.

И белье, сверкая снежной белизной,

Парусом вздымалось прямо надо мной.

Когда папа был в концлагере, у немцев, мама тоже ходила стирать белье у чужих людей — вместе с бабушкой ходила… стирала белье инженершам и собирала деньги для папы, откладывая по монетке в жестяную коробочку.

Знал бы я — не плакал. Да теперь уж поздно.

Стала мама выше высоты надзвездной.

И перед глазами Жанетты так четко, мучительно четко вставала маленькая, худенькая фигурка мамы, которая, съежившись, сидела в уголке кровати. Так было до тех пор, пока однажды ее не увезли в Лансскую больницу…

Вошла тетя Вильма, как всегда шумная, говорливая. В эти чудесные мартовские дни она уже сбросила с себя драповое пальто. Голова ее была не покрыта, широкое лицо, по обыкновению, ясно. Она поздоровалась с племянницей громогласно и радостно; тотчас же захлопали двери, захлопали створки шкафа — тетя Вильма переодевалась в домашнее платье; ее голос раздавался то из комнаты, то из ванной:

— А ты, я вижу, славно похозяйничала! Сейчас приду, голодна Вильма, как волк. Ну, а как Эстика?.. На уроках спрашивали тебя? А Бири-то знала сегодня хоть что-нибудь? Ничего, доживем еще, что она и в восьмой класс перейдет… Мясо-то можно снять. Отсюда слышу, как бурлит в кастрюльке!

Усевшись за стол, Вильма сразу заметила, что на сердце у Жанетты опять накопилось много, очень много чего-то важного, еще не высказанного… Но она не торопилась выспрашивать, ждала, пока девочка сама откроет перед нею свои радости или печали. Она собрала посуду, вынесла в чулан остатки жаркого, затем снова подсела к столу. Жанетта чуть слышно заговорила:

— Я с профессором разговаривала…

— С каким профессором, Аннушка?

— С ортопедом…

Жанетта дословно пересказала свой разговор с профессором. Тетя Вильма громко смеялась, но по унылому голосу девочки чувствовала, что высказано еще далеко не все. И вскоре Жанетта затронула жгучую для нее тему:

— Вы знаете, тетя, стихотворение Аттилы Йожефа «Мама»?

— Нет, не знаю. А ну-ка, почитай!

Жанетта, скорчившись на табуретке, стала читать стихотворение. Голос ее то и дело прерывался, и последние строки она проговорила с трудом, задыхаясь от слез:

Видишь — небо в пышных, белых волосах?

Это мать разводит синьку в небесах[34].

Жанетта опустила книгу и взглянула выжидательно. Тетя Вильма кивнула головой и тихо произнесла:

— Хорошее стихотворение… так и хватает за душу.

— Я буду декламировать его четвертого апреля.

— Ты уже сказала об этом?

— Нет. Но я и не могла бы… право, не могла бы читать другое. Я столько передумала… и еще подумала о том, что моя жизнь будет совсем иной, чем у мамы… И так мне жалко, что вы не знали ее, тетя, и что сейчас она тоже… подсинивает небо… своими руками…