Девочка и сигарета - [14]

Она права. Я разражаюсь смехом, и мы садимся за стол. Сегодня у нас на ужин салат с морскими гребешками. Тревога вновь охватывает меня с наступлением ночи, когда Латифа в полусне шепчет мне на ухо:

— Милый, ты удивишься, но… я считаю, что пора завести ребенка.

— Завести что?

— Ребенка. Нам с тобой.

— Тебе не кажется, дорогая, что вокруг и так достаточно детей?

— Но пойми, я ведь женщина.

— Но мы же договорились!

Повсюду чудовища! Они проникают сквозь двери, даже в мысли Латифы, которая теперь спокойно спит! А я так взвинчен, что заснуть и не пытаюсь. Зажигаю лампу и хватаю «Либеральный телеграф». На первой странице — сенсация недели: Верховный суд постановил разрешить Дезире Джонсону выкурить сигарету перед казнью. Прекрасная новость; луч надежды рассеивает страхи подпольного курильщика.

V

Эйфория может быть крайне опасна… Не успеешь порадоваться подаркам судьбы, как тут же попадаешь в глупое положение. Я по природе робок, неуверен в себе, к мелким победам продвигаюсь осторожно и неоднократно замечал, что должен остерегаться всякого приступа доверчивости и всякого победного чувства, сопротивляться вкрадчивым голоскам, призывающим больше не принижать себя, ничего не бояться, не скромничать. Голоса убеждают меня, что все возможно, одурманивают ядовитой лестью. Я гордо ступаю на тропу славы, решив презреть жалкие препятствия, и тогда-то на меня вываливается ведро с помоями.

Во вторник утром я избавился от страхов и безмятежно отправился на работу. Девчонка застала меня с сигаретой? Ну и что? Поддаться паранойе, мне, кто внес столь драгоценный вклад в работу муниципалитета? Я только что заработал несколько очков, умно возразив мэру. Само его раздражение доказало это: он начинал понимать, что нуждается во мне. Латифа то же самое говорила утром за завтраком: пора прекратить беспокоиться по пустякам; я просто шуганул соплячку, которая хотела проникнуть в туалет, где я курил и размышлял.

Неприятности начались в середине дня, когда я сортировал газетные вырезки за несколько месяцев. Заметки и медицинские сводки констатировали увеличение числа легочных заболеваний в нашем городе за последние три года. Никогда эти сведения не рассматривались в связи с мерами по ограничению дорожного движения и их печальными последствиями. Пресса упорно называла мэра человеком без предрассудков, поскольку он женился на чернокожей женщине, усыновил желтокожих детей, начинал политическую карьеру в левых рядах, а мэрию завоевал при поддержке шоу-бизнеса. Поэтому каждое из его решений казалось благотворным. «Коридоры для гражданского транспорта» принесли городу «глоток свежего воздуха». Газеты рукоплескали, отмечая, однако, на других страницах, странный рост числа респираторных заболеваний.

Воодушевленный результатами уникальных исследований, я решил снова представить кабинету мэра свои выводы, но с большей настойчивостью. Надо было предотвратить перемену общественного мнения, тонко сменить курс, подумать, как ликвидировать пробки на дорогах. Я перебирал в уме доводы, когда зазвонил телефон… Начальница Отдела кадров справлялась, могу ли я зайти к ней в половине четвертого. Цель встречи она не уточнила, но я почуял хорошую новость. Повышение оклада? Продвижение по службе? Премия за выступления на последних собраниях? Один лишь шаг отделял меня от вожделенной должности внештатного советника по вопросам особой важности, интеллектуала, свободного от расписания и оплачиваемого выше окладного уровня, дабы иметь возможность свободно размышлять об интересующих его предметах. Я подтвердил встречу и в пятнадцать двадцать пять отправился на четвертый этаж.

Путь в Отдел кадров лежит через бывший зал для официальных приемов. Его стены покрыты восхитительными фресками, изображающими сцены из истории нашего города: прибытие английского флота, восстание 1820 года, визит русского царя, толчея на Ярмарочной площади… Я всегда подолгу любуюсь плавными линиями рисунка, завораживающей игрой света и тени, совершенством фактуры и глубоким психологизмом портретов. Теперь картины остаются единственным украшением некогда роскошного зала. Вся мебель вынесена, а в центре возвышается надувная розовая крепость. Штук двадцать карапузов в слюнявчиках с сердечками и медвежатами осаждают ее резиновые стены. Они дерутся, пищат, пускают слюни под неодобрительными взглядами исторических персонажей. Особое презрение читается на лицах городских советников эпохи Возрождения. Из-за спины воспитательницы я состроил детям несколько гримас. Какой-то мальчишка обиженно завопил.

К секретариату Отдела кадров я подошел в прекрасном настроении и совсем не удивился, когда молодой охранник тотчас проводил меня в кабинет начальницы, а не заставил ждать в приемной как простого служащего — еще бы, учитывая мой статус в Администрации. Подняв голову от бумаг, моя коллега криво улыбнулась и смущенно сказала:

— Ты знаешь, старик, мне очень неприятно, но я должна поговорить с тобой об одном… странном деле!

Так принято в мэрии: все служащие высшего звена обращаются друг к другу на «ты». Она продолжила:

— Сложилась нездоровая ситуация, которая касается тебя лично.