Девочка и мальчик - [14]

— Всего этого Габриель себя лишает, — огорчается мать.

Они идут дальше и до самого домика мать не произносит больше ни слова. Из трубы уже поднимается белый дымок, ставни открыты. От дороги к двери протоптана тропинка.

Коллега отца вносит их багаж в дом, последний в ряду однотипных домов на опушке леса. За их домиком начинается спуск к озеру.

— Вот мы и опять в лесу, — говорит мать, — но какая разница по сравнению с летом.

«Чего же удивляться, — думает Катрин, — летом тут песок и вереск, а сейчас — снег».

У домика крыша плоская, а сам домик деревянный. Творение Дитера Шумана, плод бесчисленных часов его работы.

Катрин зябко ежится, в комнатах холодно, пахнет увядшими листьями. Но в печурке уже пылает огонь, рядом сложены поленья. Большая комната у них общая, а есть еще две комнатушки — для родителей и для детей или гостей.

Катрин бросает свои вещи на деревянную кровать, разворачивает остывшие одеяла и широко распахивает двери. Быстро уложив свои малочисленные вещицы в шкаф, она садится, не снимая куртку, на кровать.

Ей бы надо подмести комнатушку, притащить лапника, а одну ветку сжечь, чтобы пряный аромат вытеснил затхлый воздух. И еще многое надо бы ей сделать, но она все сидит и сидит, и мысли у нее такие же мрачные, как окна ее комнатушки.

Из большой комнаты до нее доносятся звуки деловой суеты. Чайник свистит, радио включают. Музыка, правда, звучит глухо, приемник уж очень старый.

Катрин там не нужна, ее оберегают. Однако, уловив аромат кофе, она сама выходит из комнатушки.

— Что ж, начнем, — приглашает отец.

Его коллега греет руки о горячую чашку.

— Хорошо у вас тут, — хвалит он. — Может, поблизости есть свободный клочок земли?

— Поглядим, — отвечает отец, — я знаю в местном совете кое-кого. Но теперь с участками трудно.

Торт из кондитерской на Варшауэрштрассе просто объедение; вообще, на лоне природы все гораздо вкуснее, чем дома. К великому удивлению матери, Катрин выпивает две чашки кофе.

Ей это легче легкого! У них ведь не такой крепкий, как в кафе. Франк, кажется, пьет тот кофе с большим удовольствием.

Отец потирает руки.

— Замечаете, как тепло у нас? Ничего нет лучше хорошей печки.

Мать кладет всем еще по куску торта, а коллеге отца особенно большой кусок.

— Большое спасибо, что вы привезли нас. Чего только не захватишь с собой в машине, а быстро-то как.

— Дитер тоже всегда помогает, если у кого трудности случаются. К тому же я ищу участок.

Фрау Шуман не отступает от автотемы:

— Машина была бы нам очень полезна, и прежде всего, чтоб сюда выезжать.

— Когда у нас у всех ноги здоровые, мы и так сюда добираемся, — парирует господин Шуман, — а летом у нас есть велосипеды.

— Видите, никак его не уломать.

Снова знакомая песня. По что станет делать отец с машиной? Она только пылью покроется и заржавеет.

Катрин съедает еще кусок торта. Смотрит в окно. С запада медленно ползут огромные тучи; иссиня-черные, они резко контрастируют с солнцем и ослепительно белым снегом. И предвещают новый снегопад.

«Нас здесь, пожалуй, занесет до крыши, — испуганно думает девочка, — и просидим мы тут две, а то и три недели. Пока не начнется оттепель или пока к нам не пробьется огромный снегоочиститель. Что тогда?»

Вот уже коллега отца готовится к отъезду в город, ох как хочется Катрин уехать вместе с ним! Через какой-нибудь час она была бы на ярко освещенной Варшауэрштрассе… Увы, никак нельзя.

— Рад за тебя, — говорит ей коллега отца на прощание, — рад, что тебе не пришлось отказаться от этих прекрасных дней за городом. Твой отец только о том и говорил, как помочь тебе сюда выехать, несмотря на твою беду.

Катрин краснеет, но никто этого по замечает. От холода на улице, кофе и тепла в домике у всех лица покраснели.

Машина с шумом удаляется, исчезает в лесу. Иссиня-черная туча не дошла до домика, она разлезлась и обрела многоцветную окраску. Солнце уже заходит. Вокруг царит полная тишина.

Отец хлопает в ладоши:

— Ура, начинается наша неделя!

Мать, обхватив его голову, притягивает ее к себе.

— Ах, мой старичок, теперь ты можешь поблаженствовать.

Отец целует жену.

Катрин смущенно смотрит на родителей. Ею овладевают какие-то странные чувства. Она и хочет отвести глаза, и не может. Родители, взявшись под руки, идут к домику. Рядом с плотным, коренастым отцом мать выглядит особенно тоненькой и нежной.

В домике отец подходит к приемнику, добавляет громкость. Передают польку, музыку, никак не подходящую к настроению Катрин. Отец, наоборот, от радости совсем голову потерял, да и мать весело напевает, и оба они не замечают, как визжит и пищит их приемник.

Катрин стоит в дверях и, хмуря брови, наблюдает за происходящим. Охотнее всего она заткнула бы себе уши. Одно и то же все эти годы, и летом и зимой, стоит им приехать в домик. У отца сразу делается хорошее настроение, и он бурно веселится, мать становится ласковой и снисходительной.

Старый приемник никогда не звучал иначе. И первый вечер никогда не проходил иначе. Они спокойно и не торопясь ужинают под низко свисающим абажуром. В печке потрескивают дрова. Позже сядут играть в карты. Но играют недолго, родители хотят спать.

Катрин лежит в своей комнатушке. В тишине слышны самые необычные звуки: легкий треск деревянных стен, порыв ветра, скрип сосен в саду. Катрин лежит с открытыми глазами, ей не хочется спать, за последние дни она выспалась. И читать тоже неохота. Она уже пыталась. Мыслями она уносится далеко-далеко, в город, в Вильгельмру, к Франку.