Девочка и мальчик - [4]

Я думаю о людях, работающих на этих судах. О том, чем они занимаются, бороздя моря, – смотрят ли они на берег, сожалеют ли о сделанном когда-то выборе, верят ли в то, что можно повлиять на вещи, которым предстоит свершиться.

Снизу, от бассейна, долетает плеск тела, рассекающего воду. Какая-то девушка плывет кролем к дальнему от меня краю бассейна. Молодая, темноволосая, загорелая, стройная. Что-то в ней есть общее с Майей. Может, это кто-то из местных, наверное, она работает тут, в гостинице. Она одна в огромном бассейне, никого еще нет. Она плывет кролем, рассекая воду уверенными движениями.

Доплыв до противоположного конца бассейна, девушка дает рукам отдохнуть, опершись о край. Теперь мне видно ее лицо, это она, это может быть только она. Она машет мне рукой. Я уже готов помахать ей в ответ и все же колеблюсь. За приоткрытыми губами видно ее белые зубы. Как я вообще мог сомневаться? Ведь я же знал, что это она? Знал все это время.

Я спускаюсь с террасы, обхожу бассейн, поднимаю с лежака полотенце с вышитым дельфином и сажусь на корточки.

– Я не слышал, как ты вышла, – говорю я.

– Не хотела тебе мешать.

– Ты же знаешь, я люблю, когда ты мне мешаешь.

Она выходит из воды, и я вытираю ее полотенцем. Когда я дохожу до груди, она целует меня в лоб.

– Я бы хотела, чтобы ты всегда так стоял с полотенцем и вытирал меня, когда я наплаваюсь, – говорит она.

– С удовольствием.

Она поворачивается, чтобы я мог вытереть ей спину.

– Из тебя получится хороший папа, – говорит она.

Я вытираю ей поясницу, ноги.

– Ты будешь хорошим папой, – повторяет она.

– Почему?

Она смеется.

– Я знаю.

– Откуда?

– Это замечаешь, такие вещи. Я чувствую это по той заботе, с которой ты вытираешь меня полотенцем. Так делают все хорошие папы.

– Подними-ка руки.

– Тебе не нравится, что я говорю про тебя «папа».

– Называй меня, как хочешь, – говорю я.

Я заворачиваю ее в полотенце и завязываю его.

– Как хочу.

– Да.

Мы поднимаемся в ресторан. Там сидят несколько парочек и одна семья. К нам подходит официантка. Мы заказываем кофе и омлет с картошкой и беконом.

4

Когда на следующее утро мы спускаемся на пляж, камни уже лежат иначе. Чуть-чуть. Может, на какие-то полметра, но они передвинулись, расположены не так, как вчера. Мы лежали тут на пляже напротив гостиницы большую часть дня. В те минуты, когда я не читал или не шел окунуться, я смотрел на камни и хорошо помню, как они располагались. За ночь море выложило из них новые узоры.

Лежаки на берегу стоят парами, между ними зонтики от солнца и столики. Отдыхающие кладут на лежаки полотенца, кто-то складывает зонт и загорает. Я держу Майю за руку, когда мы проходим сквозь бубнеж голосов – обсуждают жару, еду в ресторанах, выпивку, обходительность местных жителей. Детей поменьше мамы смазывают кремом от загара, тюбики шипят и чмокают, когда из них выдавливают содержимое.

Когда мы выходим с территории отеля, я разуваюсь и подхожу к самой воде, туда, где ноги мягко проваливаются в жидкий песок. Майя пока держится поодаль, на берегу, где песок обжигает подошвы. Она в шортах и легкой рубашке. На голову она повязала красную мужскую косынку, купленную вчера у торговца на пляже. Она покупает чуть ли не все, что они разносят. Бамбуковую салфетку, плетеный браслет и серьги, маленький кожаный мячик. Понятия не имею, зачем ей все эти вещи. Она всегда любила покупать все подряд.

Бандана ей к лицу, ей вообще все идет. Она хотела купить мне такую же. Я отказался, сославшись на то, что буду чувствовать себя в ней по-дурацки, а еще глупее будет выглядеть, если мы оба будем разгуливать в этих платках на голове. Она подняла меня на смех, но платок купила только себе.

Участок в конце пляжа заасфальтирован. Через пару сотен метров начинается городской пляж. Узкие мостки уходят в море, предоставляя возможность сойти на сушу пассажирам многочисленных парусников и яхт, привязанных к швартовочным столбам. Рыболовецкие судна застолбили свои места у причала. Рыбаки прямо с лодок, продают утренний улов поварам из ресторанов, любителям хождения под парусом и туристам, которым посчастливилось снять квартиру с кухней. Они отделяют филе от костей, заворачивают его в газеты, громко перешучиваясь друг с другом и болтая с покупателями. Над пляжем и набережной повис запах дизеля и морской воды, водорослей, рыбы, нагретого солнцем железа. Рыбины блестят в ящиках. Какие-то бьют хвостом, хватают воздух. Между ящиками рыбаки натянули бечевку и подвесили на ней осьминогов.

Майя останавливается и разглядывает их. К ней подходит один из рыбаков постарше. Он снимает осьминога с бечевки – щупальца вяло обвивают его руку – и спрашивает, не хочет ли она подержать его. Она со смехом отказывается.

Я стою немного в стороне. В воде около пирса плавает несколько дохлых рыбин пузом к небу. Рыбак взрезает осьминога, спрашивает, известно ли Майе, что у осьминога три сердца. Он показывает ей, где они расположены, два возле жабер и одно большое посередине. Три сердца в одном теле. Он широко улыбается ей и вешает распоротого осьминога обратно на бечеву. Я вижу, что Майя зачарована.

Мы идем вдоль городского пляжа. Вдоль пришвартованных судов. На палубах за столиками сидят яхтсмены и завтракают. Мы проходим мимо ресторанов и баров. Персонал выставил столы и стулья наружу, они жестами приглашают нас сесть. Я качаю головой и похлопываю себя по животу, демонстрируя, что мы уже сыты. Прижимаю Майю к себе, целую ее в щеку. Ее кожа пахнет солнцем.