Девочка и мальчик - [38]

Они закрыли дверь в коридор. Мне раньше не приходилось видеть в отделении закрытые двери. Медсестры избегают встречаться с нами взглядами. Главврач ставит чашку обратно на стол, раздается звон блюдца. Медсестры смущенно улыбаются.

Он подносит к лицу кулак, откашливается в него, делает вдох.

– Да, – говорит он. – Мы пригласили вас на этот разговор, потому что хотели бы вам кое-что сообщить.

Он опять откашливается, теперь уже не поднося руку ко рту.

– Давайте я уже перестану говорить намеками и скажу прямо. Итак. Легкие вашего сына в катастрофическом состоянии. Они почти не принимают кислород. Нам пришлось ночью увеличить давление подачи кислорода, чтобы он не задохнулся. Мы не снижали давление в течение многих часов, но нельзя без конца его повышать. Легкие слишком малы. Если мы увеличим количество подаваемого кислорода, их просто разорвет.

Главврач облизывает губы.

– А поскольку беда никогда не приходит одна, у вашей дочери вдобавок ко всему случилось кровоизлияние в мозг. К сожалению, более серьезное, чем то, сравнительно незначительное, которое у нее было вчера. Я сожалею, что мне приходится произносить это слово, но подобные кровоизлияния мы называем «фатальными».

– Фатальными, – повторяю я.

– Да… к сожалению. Сейчас инкубатор искусственно поддерживает в девочке жизнь, но она уже перестала бороться. И поэтому… по этой причине я… мы все… страшно вам сочувствуем.

Обе медсестры поднимают на нас взгляд. Майя закрывает лицо руками.

– Мы сделали все. Все, что было в наших силах, чтобы спасти ваших близнецов, – говорит заведующий.

Он выжидает. Майя по-прежнему не отрывает ладоней от лица.

– Утром мы собирали коллоквиум и перебрали все существующие возможности. Проанализировали и обсудили все мыслимые варианты, позволяющие спасти ваших детей. Но пришли к единодушному заключению, что мы вынуждены отказаться от дальнейших попыток. К сожалению, не осталось никаких медицинских обоснований для продолжения лечения.

Майя выпрямляется.

– Вы что, не можете их спасти? – спрашивает она. – Не можете ничего сделать, чтобы они не умерли?

– Мы еще сутки можем искусственно поддерживать их, может, двое суток, – говорит заведующий, – но мы не думаем, что таким образом сделаем им лучше. Мне правда жаль говорить это, но мы не можем больше ничем помочь.

На секунду он замолкает.

– Поэтому мы полагаем, для ваших детей будет лучше, если мы прекратим лечение сейчас.

Наступает тишина. Полная кофе чашка передо мной. Пар уже не идет. Заведующий и медсестры застыли без движения. Я думаю, как мы вернемся сегодня домой. Может, позвонить родителям, чтобы они отвезли нас, или можно попросить персонал вызвать такси. Или поехать на одном из тех такси, которые постоянно стоят на Блайдамсвай прямо напротив больничной парковки. Думаю, что надо не забыть книжку, которую я оставил рядом с инкубаторами, и зубные щетки наверху, в нашей палате, в ванной комнате.

– Им больно? – спрашивает Майя.

– Нет, они ничего не чувствуют. Мы колем им транквилизаторы, – говорит врач. – Просто их организмы не выдержат дальнейшего лечения.

– Но ведь они почувствуют, что умрут.

– Говоря откровенно, нам ничего об этом не известно. Но думаю, что нет, – говорит он.

Та медсестра, что постарше, ставит передо мной коробку с одноразовыми салфетками.

– Что нам теперь делать? – спрашиваю я. – Я имею в виду… это мы должны принять решение, продолжать лечение или нет?

– Нет, решение целиком и полностью за нами. Мы приняли его, будучи медиками. Вы не несете за это ответственности.

Наши родители приходят в больницу. Мать Майи принесла розы. Они завернуты в бумагу, совсем светло-розовые. Майя звонила ей и просила принести розы именно такие.

Мама пытается меня утешить, но ей мешают собственные рыдания. Отец какое-то время стоит в стороне. Потом подходит к инкубатору, в котором лежит наш мальчик, и останавливается перед ним. Мне видна его спина в широком пальто. Плечи трясутся.

Та медсестра, что постарше, говорит, сейчас самое время войти к детям. Майя берет розы, и мы заходим. Следующие два часа в вашем распоряжении, говорит медсестра, никто вам не помешает.

В помещении диван и низенький столик. На нем держатель для салфеток. По стенам развешаны плакаты с анатомическими подробностями человеческого тела. Мышцы в разрезе, строение глаза, внутренние органы с латинскими обозначениями. Из окна я вижу восточный флигель больницы.

Аромат роз. Майя разворачивает бумагу, один за другим достает цветки и обрывает бутоны со стеблей. Разбрасывает розовые лепестки по дивану, столу. Не знаю, зачем она это делает. Она не говорила мне, что будет разбрасывать лепестки. Сильный запах. Комната перестает быть больничным помещением, она словно переносится в другое место, принадлежащее нашим детям.

Мы садимся на диван. У меня щиплет кожу под глазами.

Мы ждем.

Через четверть часа кто-то два раза стучит в дверь. Я беру салфетку из держателя на столе.

30

Они приносят наших малышей. Они идут медленным, почти церемониальным шагом, облаченные в халаты, несут свои крохотные ноши. Они освободили их ото всех трубок, капельниц, датчиков, от света инкубаторов. Завернули в полотенца.