Девочка, хочешь слетать на Марс? - [17]

Над полюсами Марса гитлеровские летающие тарелки сбросили атомные бомбы. Взрывы расплавили лёд, он обратился в туман.

В нескольких достаточно глубоких марсианских кратерах, под которыми были очаги магнитного поля достаточной силы, из тумана сгустилась настолько плотная атмосфера из углерода, что она могла защитить дно кратеров от солнечной радиации и астероидов. Туда же те же тарелки занесли споры земных микроорганизмов, способные поглощать углерод и выделять кислород.

Благодаря атомным взрывам эволюция пошла быстрее намеченного. Уже через 20 лет на Марсе возникли оазисы, пригодные для жизни людей. Там были и вода, и почва, и полезные ископаемые в свободном доступе. Но тогда же СССР и США стали посылать к Марсу исследовательские аппараты, всякий раз оснащённые всё более совершенной аппаратурой.

Нацисты в Антарктиде решили, не ровён час, их оазисы будут открыты и заняты, хана тогда Третьему рейху окончательно. Стали они перебазироваться из Антарктиды на Марс, тем более что полярники начали донимать и пингвинов, главную пищу нацистов, распугивать.

Но к тому времени возникла проблема с обслуживающим персоналом. Нацистов в Антарктиде обслуживали военнопленные, в основном мужчины, было и какое-то количество женщин, но унтерменшены ни в какую не хотели в неволе размножаться, а всё норовили перемереть. Ко времени переселения нацистов на Марс почти все умерли. Некому стало стирать, готовить, убирать, технику обслуживать. Стыдно сказать, когда Адама-Адольфа с Евой разморозили, некому было их обмыть да одеть. Пришлось им самим в душевую и на вещевой склад тащиться.

Тогда нацисты начали людей с Земли воровать. Рогволда Рюриковича так похитили. Заковывали в цепи и гоняли на чёрные работы почём зря, а кормили впроголодь и всё издевались. Мол, издохнете, не беда, вас миллиарды, ещё наворуем. Но есть, есть высший суд и справедливость на свете, хоть и на Марсе даже.

Проклятые нацисты, даром что изверги рода человеческого, а известного любопытства не утратили. Сидел однажды в тронном зале Адольф-Адам с Евой, кофе по-венски кушал с пирожными и люльку с первенцем качал, «Ах, мой милый Августин» напевал, бабе своей время от времени сиськи мял. Вдруг сделалось ему скучно, и бабе он своей сиську так ущипнул, что та как заверещит, чисто свинья на заклании. Заболела у Адама-Адольфа голова, пошёл он по своим владениям прогуляться. Кому пинка даст, кому подзатыльник.

Не стало нацистам житья. Ни тебе содомией развлечься, ни кокаину понюхать. Стали нацисты думу думать, как владыку своего усмирить. Думали три дня и три ночи, по — земному, значит, неделю. Придумали Адама-Адольфа по Марсу возить, диковины показывать.

Сыскались тут, кстати, пресловутые пирамиды и лицо плачущее, к небу обращённое, наследие давно погибшей цивилизации. Адам-Адольф по лицу ногами походил, пирамиды осмотрел, облазил, захотел внутрь попасть, думал, там сокровища несметные найти или ещё чего, секрет вечной жизни, к примеру.

Стал Адам-Адольф вход искать. Но ни дверей, ни ворот, ни кнопки не нашёл. Затеял фюрер тогда пирамиды ломать. Ломом стены крушил, буром крошил, динамитом рушить пробовал, в конце концов, подорвал атомным зарядом. Образовалось отверстие. Зияет чернотой, ничем оттуда не пахнет, ничего оттуда не слышно. Страшно.

Говорили Адаму-Адольфу верные нацисты за то, чтобы он туда сам не лазил, предлагали унтерменшена посообразительнее заслать, имелся в виду Рогволд Рюрикович, чтобы он там всё внутри пирамиды разведал и как есть доложил.

Нет, сам Адам-Адольф попёрся, надел скафандр и полез. Час его нету, два, сутки, другие, по земному три дня прошло. Нацисты убиваются, Ева криком кричит, один первенец их в люльке ножками сучит да улыбается загадочно, обоими своими лицами. Двухголовый он у них, восьмирогий, хвостатый родился, на ножках копытца костенеют.

Вышел вдруг Адам-Адольф, скафандр на нём целый, только пыльный очень и в трещинах, а сам владыка, будто пьяный, шатается да «Хорста Весселя» поёт.

Ну, приняли его верные нацисты, в тарелку уложили, домой в чертог каменный привезли. Кликнули слуг, те фюрера раздели, помыли, спать уложили. Утро вечера мудренее, проспится фюрер, сам всё расскажет, решили нацисты.

Наутро вошли в спальню к Адаму-Адольфу его присные и обомлели. Вождь их распух весь, фиолетово-чёрный сделался, глаза у него на стебельках болтаются, язык высунулся, сохлый весь.

Присные владыку трясти начали, чего, мол, да как, мол. Докторов с Земли привезли еврейских. Те диагноз поставили: якобы укуше, неизвестной науке насекомой. Доктора фюрера уколами кололи, электричеством лечили, пьявок ставили, иголками тыкали, Тору над ним читали, Талмуд прикладывали, по Каббале колдовали, а всё без толку. Из докторов удобрение сделали.

Издох Адам-Адольф к ночи. Как издох, сдулся. Сколько-то ведёр гноя слилось. Осталась от него только шкурка. Ева в эту шкурку слёз пролила немерено, все марсианские моря водой наполнить можно, но мужа не вернёшь. Поднялась она в одно прекрасное утро на самую высокую башню замка ихнего и вниз кинулась. Натурально в лепёшку расквасилась, хоть на Марсе и сила тяжести в два раза слабее, чем на Земле. Первенец — сирота. Тут нацисты за головы схватились. Как ему пару сделать? Роду нацистскому перевод настал. Ибо все они были уже старенькие, всё у них у всех высохло, и стали они один за другим отходить в Валгаллу.