Девичник. Объект желаний - [14]

Дорога оказалась долгой. То ли я шла медленно, то ли бабушкин дом был гораздо дальше, как будто его перенесли на другое место. Я медленно переставляла ноги, представляя, как мама выйдет из ванны и обнаружит, что меня нигде нет. Вариантов ее поведения набралось уже достаточно много. Один из них, когда она войдет в комнату, увидит письмо, прочитает мою приписку. Мне так хотелось в этот момент поменяться с ней головами, чтобы наверняка знать, что она подумает. Хотя какое это теперь имело значение. Скорее всего, она вздохнет с облегчением. Она у меня женщина без комплексов. Решит, что ее дочь наконец правильно ее поняла. Все, назад хода нет. Я была уверена, что порознь нам будет лучше. Странно, что эта мысль не пришла мне в голову раньше.

Настойчивый звонок в дверь примерно часа через два заставил меня вздрогнуть. Уж очень неожиданно и резко он прозвучал. Я никого не ждала. Собственно, никто не знал, что я здесь. Никто? Я медленно подошла к двери, подкралась и посмотрела в глазок: на слабо освещенной лестничной площадке стояла мама. Гремя ключами, я быстро открыла дверь.

Мама мгновенно оказалась в прихожей. Тяжело опустилась на единственный стул, стоящий почти у самого входа.

— Слава Богу, слава Богу, — твердила она, дрожащими руками доставая из кармана плаща пачку сигарет. Закинув ногу за ногу, она боролась с непослушными пальцами. В конце концов мне пришлось ей помочь. Я осторожно взяла зажигалку из ее рук и помогла извлечь из нее огонь. Закрыв на мгновение глаза, мама жадно закурила, успев в благодарность слегка кивнуть головой.

Тогда мне стало стыдно по-настоящему. Я поняла, что мама разволновалась не на шутку. Я испытала радость. Она совершенно не вязалась с тревожным видом мамы, но мне стало так хорошо и одновременно так не по себе: все-таки я нужна ей! Я для нее не пустое место. Как я могла уйти, ничего толком не объяснив? В конце концов у нас с ней последнее время не было секретов друг от друга. Мы могли спокойно все выяснить об этом злополучном письме. Язык дан для чего?

— Я прочла то, что ты дописала, — сделав несколько глубоких затяжек, начала мама. Я поняла, что мне не придется ни о чем спрашивать. Она будет говорить сама, без моих наводящих вопросов. — Дело в том, что твой отец никогда не терял нас из виду. Я уже сбилась со счета, сколько писем он прислал, но делает он это лишь для того, чтобы иметь возможность хотя бы таким образом уколоть меня… Поэтому я старалась, чтобы эти шедевры эпистолярного жанра не попадались тебе на глаза. Последнее время они стали очень редкими, но все же, все же…

— Я не заметила в письме ничего такого, — начала я и осеклась: «…время тебя не изменило… ты не умеешь заботиться ни о ком, кроме себя…».

— Лала, я знаю, что говорю. Я ведь никогда не рассказывала тебе о том, почему мы разошлись. Я говорила, что он нас бросил, что теперь я должна о нас заботиться.

— Да, я это хорошо помню. Но почему ты молчала о том, что он присылает деньги?

— Это такие гроши, доченька. Я не откладывала их, потому что нам нужно было на что-то жить. Того, что присылал твой отец, не хватало на самое необходимое.

— Это не важно.

— Ребенок, какой ты ребенок. — Мама покачала головой.

— И все равно, мне было бы приятно знать, что он пытается участвовать в моей судьбе, — упрямо твердила я.

— Хорошо, я виновата, и теперь ты в курсе. — Мама активно жестикулировала. Она не замечала, что стряхивает пепел прямо на линолеум, а я не стала ничего ей говорить, боясь, что любая пауза собьет ее с мысли, не даст досказать все, ради чего она примчалась. — Давай так. Я скоро смогу помогать тебе. Надеюсь, что очень скоро. Твоя зарплата — это не то, на что можно достойно жить.

— Ты ошибаешься, если работать без выходных, использовать каждую минуту и набрать достаточное количество клиентов…

— О, да, да, — улыбнулась мама. — У тебя все получится, я не сомневаюсь, а то, что я буду давать тебе, это будут премиальные за ударный труд. Эти деньги ты будешь тратить по собственному усмотрению, как бы наверстывая упущенное. Хочешь?

— Уже хочу, — улыбнулась я.

— Конечно, молодость, желания, необходимость ощущать себя независимой и защищенной одновременно, — мама трогательно улыбнулась мне в ответ. — Я все понимаю. Не такая уж я старая брюзга, чтобы не понимать тебя, девочка моя.

Только тогда я вдруг подумала, что мама — совсем молодая женщина. Она родила меня в девятнадцать. Сейчас ей еще не было и сорока, а когда отец оставил нас — тридцати. Естественно, что она не хотела мириться с одиночеством. Красивая, энергичная, она мечтала о лучшей судьбе. Ее поиски пока ни к чему не привели, но я верила, что теперь, когда я переехала, все изменится.

— Я постепенно заберу свои вещи, — тихо сказала я.

— Да, конечно, — она со всем соглашалась.

Я пошла на кухню и принесла блюдце, которое должно было играть роль пепельницы. Мама спохватилась и виновато посмотрела на меня.

— Теперь придется убирать.

— Ничего страшного, уберу. — Мне захотелось, чтобы мама зашла в комнату, чтобы там, сидя на стареньком диване, мы продолжили разговор. — Давай перебазируемся в комнату? Раздевайся и заходи, а я чайник поставлю.