Девичник - [12]

чтоб, как на свечку, дунуть на зарю,

сломать крыло родному слову «милый»,

живой любви сказать: — Благодарю!

Прости. Не упрекаю. Не корю.

…Я все еще на тот перрон смотрю.

Я все еще тебе не верю. Милый.

«Нет, я не виновата…»

Нет, я не виновата. Не слаба.

И не сужу, как в молодости, строго,

Но это — не любовь. И не судьба.

А просто — снова трудная дорога.

Ну что ж, давай присядем перед ней

и скажем то, о чем пока молчали —

что оба мы красивей и сильней,

чем друг о друге думали вначале.

РУЧЕЙ

Заблудишься, к ручью лесному выйдешь,

присядешь на лесине иль на пне,

и сразу тропку из лесу увидишь

и всю себя увидишь в глубине.

Исхлестанные папоротником ноги.

И руки от усталости дрожат.

А годы, и обиды, и тревоги

на самом дне, как камушки, лежат.

И кто в ту глубину не заглядится —

себя не передумает над ней?

Да только поздно — солнышко садится,

да и ручьи к закату холодней!

…Спасибо, жизнь: учила — научила!

Такой ручей ты мне приберегла,

что я прошла и ног не замочила,

а все, что надо, разом поняла.

Самой-то мне бы век не догадаться,

не подойди я к этому ручью,

что нету сил ни биться, ни сдаваться,

что время соглашаться на ничью.

Как тихо!.. Ни тревог. Ни затемнений.

Не плачут, не тоскуют и не ждут…

Но раны от проигранных сражений

больней болят и медленнее жгут.

«Все падает, падает с неба…»

Все падает, падает с неба,

пуржит и пуржит на ходу.

Давно уже не было снега

такого, как в этом году…

Дороги, кусты и заборы

заносит за десять минут.

Его проклинают шоферы,

его трактористы клянут.

На хлопья, летящие с неба,

глядят, как на злого врага.

Но знают: к высокому хлебу

высокие эти снега!

…Все падает, падает с неба,

дороги в узлы завязал.

Давно уже не было снега такого,

чтоб за сердце взял!

Чтоб так серебрился лучисто,

чтоб так замирало в груди —

тревожно и больно, и чисто,

как будто вся жизнь впереди.

«Люди ли так захотели…»

Люди ли так захотели,

вздумалось ли февралю —

только заносят метели

все, что я в жизни люблю.

Только шагни за ворота —

вот они, белые, тут!

Плакать, и то неохота,

так они чисто метут.

Что ж ты не взглянешь открыто?

Что уж, таи не таи —

белыми нитками

шиты тайны мои и твои.

«А где мне взять такую песню…»

Г. Ф. Пономаренко

А где мне взять такую песню —

и о любви, и о судьбе,

и чтоб никто не догадался,

что эта песня — о тебе?

Чтоб песня по свету летела,

кого-то за сердце брала,

кого-то в рощу заманила,

кого-то в поле увела.

Чтобы у клуба заводского

и у далекого села,

от этой песни замирая,

девчонка милого ждала.

И чтобы он ее дождался,

прижался к трепетным плечам…

Да чтоб никто не догадался,

о чем я плачу по ночам.

«Ах, бабье лето…»

Ах, бабье лето — слезы на полсвета!

И горько хорошеют зеленя…

Я не хочу, чтоб все прошло, как лето,

но кто об этом спрашивал меня?

И первый снег хозяйничает снова.

И снегу не противится трава.

А вот из песни выкинули слово,

а песня эта все-таки жива.

Так что гадать — что не было, что было,

надеяться — что было, так пройдет,

когда о том, что я тебя любила,

на всю Россию Зыкина поет!

ЖЕЛАНЬЕ

Уж я бы тебя попросила —

ни гордость, ни совесть не в счет!

Какая-то чистая сила не спит

и просить не дает.

И вот я в трех соснах — плутаю.

И где не молчится — молчу.

Не жду. Не зову. Не мечтаю.

Но как перед смертью — хочу:

пускай, на беду работягам —

ребятам дорожных бригад —

задует буран по оврагам,

по балкам, как здесь говорят.

Измает сугробами ноги,

пристудит рубаху к спине.

И вот — ты собьешься с дороги,

и вот — постучишься ко мне!

А я бы не крикнула «милый!»

и не замерла на груди.

А я бы тебя

                 накормила.

А там — хоть трава не расти.

’

ПОДАРИ МНЕ ПЛАТОК…

Ивану Данилину

Подари мне платок —

голубой лоскуток.

И чтоб был по краям

золотой завиток.

Не в сундук положу —

на груди завяжу,

и что ты подарил —

никому не скажу!

…Пусть и лед на реке,

пусть и ты вдалеке.

И платок на груди —

не кольцо на руке.

Я одна — не одна.

Мне тоска — не тоска,

мне и день не велик,

мне и ночь не горька.

Если ж в темную ночь

иль средь белого дня

ни за что, ни про что

ты разлюбишь меня —

ни о чем не спрошу,

ничего не скажу.

На дареном платке

узелок завяжу.

Подари мне платок…

«Ладно. Выживу…»

Ладно. Выживу, не первая!

…А когда невмоготу,

все свои надежды верные

в сотый раз пересочту:

все-то боли годы вылечат,

горе — в песню унесут,

сил не хватит — гордость выручит,

люди добрые спасут.

РОВЕСНИЦАМ

То ли буря, то ли вьюга

снегу в косы намела…

— Ну, подруга… Что, подруга?

Вся ли молодость ушла?

Вся ли в поле рожь поспела?

Ежевика отцвела?

Все ли песни перепела?

Все ли слезы пролила?

…То ли просто помолчала,

то ль чего подождала.

— Кабы мне начать сначала,

я бы так же начала.

Так же до свету вставала,

те же делала дела,

то же пела, что певала,

тех же деток родила.

Наша песня — наши дети.

Им — и петь, и видеть вновь:

сколько песен есть на свете,

и все песни про любовь!

От нее себя не спрячешь,

не уйдешь в густую рожь.

…А всех слез не переплачешь.

И всех песен не споешь.