Девичий родник - [4]
С затуманенными злобой и яростью глазами они накинулись друг на друга.
Эйзедасп, ударом свалив отца, принялся топтать его ногами. Став вместе с Жиндукт в сторону, мы наблюдали за дракой. Почему–то оба мы питали презрение и отвращение к отцу и с каждым наносимым ему ударом гнев мой стихал.
Наконец, Эйзедасп, победив, отпустил отца и, схватив Жиндукт за руку:
— Согласно святейшему закону, ты моя!
Но странно, получавшая до сих пор удовлетворение и радость при виде мощи Эйзедаспа Жиндукт, почувствовав свою руку в руке брата, вздрогнула от отвращения и зарыдала, не удержав хлынувших из глаз слез. Я обнял Жиндукт. И вдруг на меня посыпались удары брата.
Эйзедасп, заподозрив и мою заинтересованность, с остервенением молотил меня. А я вместо того, чтоб объясниться, отвечал ему тем же…
5
Кебусей остановил Джейниса:
— Верно ты устал, отдохни.
Мои товарищи были до того заинтересованы, что никто не шелохнулся. Очевидно, чувствовался большой интерес к истории своих предков. Учтя положение, Кебусей усмехнулся.
— Чопо, продолжай, — сказал он, обратившись ко мне.
Приблизившись, я поднял первый из указанных кирпичей и начал:
— После происшествий той памятной ночи вся наша жизнь перевернулась вверх дном. Несколько дней не возвращаясь домой, я оставался ночевать в храме. Днем же, бродя вокруг дакхмы, плакал вместе с Жиндукт. Раз я набрел на огромного сокола; сидя на ограде, он точил о камни клюв.
— Жиндукт, Жиндукт, — крикнул я, указывая сестре на сокола, — взгляни, вот та птица, которая выклевала матери глаза.
Мы оба, подняв камни, принялись бросать в птицу. Заметив, сторож с дубиной в руке прогнал нас.
Свернув к городу, мы встретили на дороге старого халдейца. Его длинная блестящая одежда была в заплатах, голова была непокрыта и седые длинные волосы вились крупными кольцами. Кудри же бороды, развеваясь, сбились в кучу. Видно, что давно к ним не прикасалась рука брадобрея. Глаза его были густо насурмлены. Слева у пояса висела сухая тыква, там находилась вода. Узнав в нем предсказателя, мы подошли.
— Привет тебе, о старец! — сказали мы.
— Привет вам, — ответил он, поднеся и приложив руку к устам и очам.
— Откроешь ли ты нам нашу судьбу? — спросили мы.
— Открою, если дадите драхму!
Охая и кряхтя, весь изогнувшись, старик сел на землю.
— Ох, спина, спина, — застонал он, — натираю ее бабильской нефтью, но толку мало, врач–сузиец как–то дал мне мазь, да она кончилась, хоть немного она все ж помогала мне…
Рассказав о своих недугах, старик опустил руку в карман, и, достав несколько пестрых бусинок, подбросил их вверх и, когда они упали наземь, быстро заговорил:
— Вы рождены под знаком Утарид 17 и пока находитесь под его покровительством. Хотя ваша судьба еще не определена, она не кажется блестящей. Предвидится смешение крови, несчастье, видна дорога. Перемена местожительства. Дарящая счастье птица будет путеводителем. Завершится четырьмя элементами. Возродится солнце.
Старик, закончив, оглядел нас выцветшими глазами. Хоть было немало вопросов, ни один из нас не решился задать их.
Оставив старца, мы удалились. Около храма мы встретили Шиза.
— Почему ты не посещаешь храм? — спросил он строго.
— И не буду больше ходить в храм, — крикнул я в ответ.
Словно не веря моим словам, он долго смотрел на меня, потом, схватив за уши, потащил за собой. Жиндукт вся в слезах осталась у ворот храма, ее не впустили внутрь. Втащив меня во двор, Шиз толкнул в темницу, расположенную у хлева семи коров, и запер дверь на замок.
То было пыльное, грязное помещение без окон. Я огляделся по сторонам, но ничего не увидел в темноте. Постепенно глаза мои освоились в царящем вокруг мраке. В углу стояла старая клеть для петуха. Я опустился на нее. Хотел дать себе отчет о случившемся, но не смог. Я находился в странном состоянии. Мир, кроме страданий, ничего не дал мне. В сердце моем было глубокое отвращение ко всем людям за исключением матери и Жиндукт. И даже Заратустра и Аурамазда начали меркнуть в моих глазах… В жутком страхе провел я там ночь, долго плакал, замирая от ужаса перед дивами. Наконец усталость и сон победили страх…
… Упав на землю безводной, бесплодной пустыни, семя проросло и превратилось в дерево. Зацвело, оделось листвой и раскинуло широкую тень. Забили ключи и, извиваясь змейкой, побежала холодная вода, орошая все вокруг. На берегу реки, разостлав узорчатую суфру 18, собрали всех маленьких, одиноких, обиженных людей. И я был среди них. Я принялся разыскивать Жиндукт. Ее не было. Я огорчился. Внезапно белое облако, плывущее в небе, разверзлось и оттуда вынырнула Жиндукт в звездном одеянии. Выпорхнув, как голубь, она вдруг заметила меня и заплакала от радости. Ее слезы, падая дождем, оросили пустыню. Пустыня зазеленела, распустились цветы. И все мы, поднявшись с места, провозгласили в один голос:
— Сотворивший мир физический, будь пречист!..
Я очнулся от звука собственного голоса. Сквозь щель двери пробивался свет. Не веря глазам, я, поднявшись, подошел к двери. Во дворе было большое движение. Вдруг показался Шиз, дав ключ одному из атырванцев, он начал что–то объяснять ему. Огнехранитель, подойдя к двери, открыл ее и, не сказав ни слова, отпустил меня.
«Ибрагим-хан… пригласил к себе своего приближенного, приятного собеседника, главного визиря, надежнейшего столпа государства, казахца Моллу Панаха Вагифа.Вагиф был воплощением мудрости, учености, благовоспитанности. Если серна — дочь прекрасных китайских степей — вздумает сравниться с маралом, взращенным на ниве его высокого вдохновения, она испытает одно лишь разочарование. Даже рубин красноречия побледнеет перед излучающими свет бейтами и редкостными жемчужинами, собранными в сокровищнице его души…»В произведении описаны события, происходившие в Карабахском ханстве во времена правления Ибрагимхалил хана (1759–1806)
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.