Девиант - [27]

Шрифт
Интервал

Оперативник угрозыска, допрашивавший меня, спросил прямо: «Мог ли Тимохин заказать своему охраннику Величко вашего мужа?» Я растерялась. Промямлила: «Не знаю…» Этот Мирошников, глядя в упор, ожидал продолжения ответа. И я сказала: «Мог». Трудно было выговорить это короткое слово. Но ведь «мог» не значит «да, заказал». Я сообщила Мирошникову о своем разговоре с Афанасием — о его предупреждении относительно крутых людей из управляющей компании, недовольных тем, что Джамиль скупал акции. Мирошников выслушал и сказал: «Мы работаем с этой компанией, но пока ничего подозрительного не нашли». И задал очередной вопрос: «Могли ли быть у Тимохина мотивы личного характера против вашего мужа?» И опять я ответила: «Могли».

Трудное, трудное шло лето. Жара, стопроцентная влажность. В городе просто нечем дышать. Девчонки сидели на даче с няней, а я моталась из Москвы в Купавну, из Купавны в Москву…

Только что позвонил Адиль: позавчера ночью на Олега напали двое, он еле отбился.

Что означало это нападение? Случайно ли оно?..

8

— Сережа! — окликнул Олег, заглянув в комнату мальчика. — Ты еще не собрался?

— Нет еще, — ответил тот сквозь пальбу с экрана телевизора.

— Завтра в семь утра мы выезжаем. И если ты не будешь готов…

— Я буду готов, — сказал Сережа таким тоном, каким говорят: «Чего пристал?»

«Ну ясно, — подумал Олег, отступая в глубь прихожей, — ждет, засранец, прихода Кати с работы, чтоб она уложила его вещи. Вот он, результат безудержного мамочкиного попустительства, — растет ярко выраженный эгоист».

Тут прозвенел звонок — отрывисто и, как показалось Олегу, требовательно. Кого еще принесла нелегкая? Мягко ступая босыми ногами, он прошел к двери, отворил и — отпрянул в оглушительном изумлении. Вошла женщина во цвете, как говорится, лет, несколько полная, но прекрасная, с башнеобразной прической, с неясной улыбкой на крупных коралловых губах. Облегающее платье — неяркие голубые цветы на сером фоне — оставляло обнаженными руки от плеч.

— Holla, Оля, — пробормотал Олег. — Извини, пожалуйста.

Он, конечно, имел в виду свой неподобающий вид: на нем были только шорты, сильно выцветшие от долгого употребления.

— Ехала мимо, — сказала Ольга, — и решила зайти. По старой памяти. Здравствуй.

— Да, да… Подожди минутку. Я сейчас…

Олег кинулся к себе в комнату, быстро натянул джинсы и майку с изображением штурвального колеса, поискал взглядом тапки, не нашел и, мысленно чертыхнувшись, позвал Ольгу в комнату. Она вошла все с той же неясной улыбкой, несколько секунд смотрела на висящую над тахтой старую картину (трехмачтовое судно с массой парусов, упруго надутых ветром) и тихо сказала:

— Все как было раньше.

— Хочешь сказать — такой же беспорядок? — Олег схватил распятый на тахте гидрокостюм, кинул его на стул возле книжного стеллажа, ногой отпихнул в угол раскрытый чемодан. — Садись, Оля. Мы завтра уезжаем… — Он убрал с тахты и зачехленное ружье для подводной охоты. — Сборы, понимаешь ли… извини…

— Хватит извиняться. — Ольга села на тахту, всмотрелась в лицо Олега. — Ну ничего. Адиль сказал, что на тебя напали, избили. Решила проведать, как раз проезжала мимо.

— Да, спасибо… — У Олега под глазом темнел синяк, угол рта на той же стороне лица был крест-накрест заклеен пластырем. — Не то чтобы избили… я им не дался… но все же…

Он был явно смущен: такой визит! Спохватился:

— Чаю хочешь, Оля? Или, может, выпьешь вина?

— Ничего не хочу. Сядь, пожалуйста. — Она достала из сумочки веер, обмахнулась. — Ужасная жара. Олег, разреши спросить: это нападение — как ты его объясняешь?

— Никак не объясняю.

— Да? Странно. Ты же ясновидящий… Увидел, как Величко, которого никогда не видел… как он строит дом в Подмосковье…

— Я не ясновидящий. — Олег вспомнил вдруг нужное слово: — Я девиант.

— А что это такое?

— От слова «девиация». То есть отклонение.

— Отклонение? От чего?

— Стрелки компаса, например, от магнитного меридиана. Под воздействием массы судового железа. Поэтому на кораблях девиацию устраняют. То есть вводят поправку.

— Но ты же не стрелка компаса.

— Совершенно верно. Просто человек с отклонением. С отклоняющимся поведением. Знаешь, кто первый назвал меня девиантом? Твой Джамиль.

— Вот как? Это еще когда вы в школе учились?

— Нет, позже. А если точно, то когда мы встретились на Costa del Sol. В отеле — не помнишь?

— Помню, — не сразу ответила Ольга. — Ты стоял передо мной на коленях, и тут вошел Джамиль. Вы чуть не подрались.

— Да. У тебя прекрасная память.

— Просто есть вещи, которые невозможно забыть.

— В том-то и дело, — сказал Олег и потянулся к пачке сигарет, лежавшей на письменном столе. — Можно, я закурю?

— Ты у себя дома.

— Ладно, потерплю, ты же не любишь дыма.

— У тебя тоже хорошая память.

— Именно в памяти все и дело. Память о минувшем времени, я думаю, не исчезает. Она заключена в самой земле… в земной поверхности… вернее, в поле Земли… И если подкорка человека, то есть долговременная память, сонастроена с этим полем Земли… Оля, извини. Это вряд ли тебе интересно.

— Очень даже интересно. — Она снова обмахнулась веером. В комнате, залитой солнцем, было жарко. — Ты бы шторы задернул, Олег, — сказала она.


Еще от автора Евгений Львович Войскунский
Экипаж «Меконга»

С первых страниц романа на читателя обрушивается лавина загадочных происшествий, странных находок и удивительных приключений, скрученных авторами в туго затянутый узел. По воле судьбы к сотрудникам спецлаборатории попадает таинственный индийский кинжал, клинок которого беспрепятственно проникает сквозь любой материал, не причиняя вреда ни живому, ни мертвому. Откуда взялось удивительное оружие, против какой неведомой опасности сковано, и как удалось неведомому умельцу достичь столь удивительных свойств? Фантастические гипотезы, морские приключения, детективные истории, тайны древней Индии и борьба с темными силами составляют сюжет этой книги.


Балтийская сага

Сага о жизни нескольких ленинградских семей на протяжении ХХ века: от времени Кронштадского мятежа до перестройки и далее.


Ур, сын Шама

Фантастический роман о необычной судьбе землянина, родившегося на космическом корабле, воспитывавшегося на другой планете и вернувшегося на Землю в наши дни. С первых страниц романа на читателя обрушивается лавина загадочных происшествий, странных находок и удивительных приключений, скрученных авторами в туго затянутый узел.Для среднего и старшего возраста. Рисунки А. Иткина.


Искатель, 1969 № 05

На 1-й стр. обложки — рисунок Г. ФИЛИППОВСКОГО к повести Льва Константинова «Схватка».На 2-й стр. обложки — рисунок Ю. МАКАРОВА к научно-фантастическому роману Е. Войскунского, И. Лукодьянова «Плеск звездных морей».На 3-й стр. обложки — рисунок В. КОЛТУНОВА к рассказу Даниэля де Паола «Услуга».


Субстанция нигра

Повесть продолжает сюжетную линию, начатую в рассказе "Формула невозможного.Через много лет Новиков и Резницкий возвращаются на планету Смилу, чтобы проверить как живут аборигены, оставшиеся без опеки Центра... .


Незаконная планета

Научно-фантастический роман о людях XXI века, о сложных судьбах исследователей новой формы жизни, питаемой космическим излучением, о проблемах эволюции биологической жизни на Земле, о скрытых возможностях мозга человека.


Рекомендуем почитать
Будь Жегорт

Хеленка Соучкова живет в провинциальном чешском городке в гнетущей атмосфере середины 1970-х. Пражская весна позади, надежды на свободу рухнули. Но Хеленке всего восемь, и в ее мире много других проблем, больших и маленьких, кажущихся смешными и по-настоящему горьких. Смерть ровесницы, страшные сны, школьные обеды, злая учительница, любовь, предательство, фамилия, из-за которой дразнят. А еще запутанные и непонятные отношения взрослых, любимые занятия лепкой и немецким, мечты о Праге. Дитя своего времени, Хеленка принимает все как должное, и благодаря ее рассказу, наивному и абсолютно честному, мы видим эту эпоху без прикрас.


Непокой

Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.


Запомните нас такими

ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.


Две поездки в Москву

ББК 84.Р7 П 58 Художник Эвелина Соловьева Попов В. Две поездки в Москву: Повести, рассказы. — Л.: Сов. писатель, 1985. — 480 с. Повести и рассказы ленинградского прозаика Валерия Попова затрагивают важные социально-нравственные проблемы. Героям В. Попова свойственна острая наблюдательность, жизнеутверждающий юмор, активное, творческое восприятие окружающего мира. © Издательство «Советский писатель», 1985 г.


Если бы мы знали

Две неразлучные подруги Ханна и Эмори знают, что их дома разделяют всего тридцать шесть шагов. Семнадцать лет они все делали вместе: устраивали чаепития для плюшевых игрушек, смотрели на звезды, обсуждали музыку, книжки, мальчишек. Но они не знали, что незадолго до окончания школы их дружбе наступит конец и с этого момента все в жизни пойдет наперекосяк. А тут еще отец Ханны потратил все деньги, отложенные на учебу в университете, и теперь она пропустит целый год. И Эмори ждут нелегкие времена, ведь ей предстоит переехать в другой город и расстаться с парнем.


Узники Птичьей башни

«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Время обнимать

Роман «Время обнимать» – увлекательная семейная сага, в которой есть все, что так нравится читателю: сложные судьбы, страсти, разлуки, измены, трагическая слепота родных людей и их внезапные прозрения… Но не только! Это еще и философская драма о том, какова цена жизни и смерти, как настигает и убивает прошлое, недаром в названии – слова из Книги Екклесиаста. Это повествование – гимн семье: объятиям, сантиментам, милым пустякам жизни и преданной взаимной любви, ее единственной нерушимой основе. С мягкой иронией автор рассказывает о нескольких поколениях питерской интеллигенции, их трогательной заботе о «своем круге» и непременном культурном образовании детей, любви к литературе и музыке и неприятии хамства.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)