Детство с Гурджиевым - [35]

Затем он продолжал говорить, что жизнь это "обоюдоострый меч".

"В вашей стране вы думаете, что жизнь является только удовольствием. В вашей стране есть выражение "погоня за счастьем" - и это выражение показывает, что люди не понимают жизнь. Счастья нет, есть только другая сторона несчастья. Но в вашей стране, в большей части мира теперь, люди хотят только счастья. Важно и другое: страдание важно, потому что также является частью жизни, необходимой частью. Без страдания человек не может расти, но, когда вы страдаете, вы думаете только о себе, вы чувствуете только себя, не хотите страдать, потому что это создает вам чувство неудобства, создает в вас желание избавиться от того, что заставляет вас плохо себя чувствовать. Когда человек страдает, он чувствует только жалость к себе. Но в случае настоящего человека это не так. Настоящий человек также иногда чувствует счастье, настоящее счастье; но когда он также чувствует настоящее страдание, он не старается остановить его. Он принимает его, потому что он знает, что оно свойственно человеку. Нужно страдать, чтобы знать истину о себе; нужно учиться страдать с желанием. Когда страдание приходит к человеку, нужно страдать намеренно, нужно чувствовать всем существом; нужно хотеть такого страдания, чтобы оно помогло стать сознательным, помогло понимать.

У вас есть только физическое страдание, страдание тела из-за боли в ноге. Это страдание также помогает, если вы знаете, как использовать его для себя. Но это страдание как у животного, не столь значительное страдание. Другое страдание, страдание всем собой, является также возможностью понять, как зависеть от Природы, от других вещей, от всего, для помощи в жизни. Невозможно жить одному. Одиночество - не уединенность, которая является плохой вещью, - но одиночество может быть полезным для человека, самой необходимой в жизни вещью, но при этом необходимо научиться не жить в одиночку, потому что реальная жизнь зависит от других человеческих существ, а не только от себя. Сейчас вы еще мальчик, не можете понять, что я говорю но помните это; помните до тех пор, пока не поблагодарите меня за то, что я спас вам жизнь".

21.

Так как лето подходило к концу, многие из приехавших американцев готовились покинуть Приэре и, вероятно, не видеть его снова. Им было разрешено задержаться, хотя школа и была реорганизована, но ожидалось, что они не вернутся на следующий год. Снова было решено, к моему великому облегчению, что мы не вернемся в Америку в тот год, и я ожидал зимы, потому что м-р Гурджиев также не планировал уезжать. За исключением его случайных отсутствий, когда для него было необходимо уехать в Париж по делу, он был постоянно в Фонтенбло. Состояние его жены, как он и предсказывал, становилось все хуже, и мы стали ожидать ее близкую смерть.

За несколько месяцев, которые она провела в своей комнате, я видел ее только однажды, когда меня отправили в ее комнату по какому-то поручению м-ра Гурджиева. Изменения в ней потрясли и ужаснули меня. Она была невероятно худа, и хотя она посмотрела на меня с подобием улыбки, даже это небольшое усилие, казалось, истощало ее.

Так как садоводство и большая часть наружных проектов были прекращены на зиму, мы начали обычные приготовления: сушку фруктов и овощей, заготовку мяса на хранение в больших бочках в погребах, пилку дров для всех печей и каминов. Некоторые этажи школы были закрыты на зиму, и некоторые студенты даже объединились, поделив комнаты, чтобы экономить топливо. С уменьшившимся числом студентов большая часть нашей работы была в помещениях, как это было прошлой зимой; большая часть имевшейся в распоряжении рабочей силы требовалась для обычного домашнего хозяйства и на кухне, в конюшне и в качестве швейцаров.

Осень закончилась, и в недалеком будущем соблазнительно и неясно вырисовывалось Рождество. Это было первое Рождество, которое я должен был провести в Приэре вместе с Гурджиевым, и мы слышали много рассказов о тщательно разработанных рождественских церемониях - там было всегда два празднования: одно - по "английскому" календарю и одно - по "русскому", которое проходило на две недели позже, - и два Новых Года, а также день рождения Гурджиева, который приходился на первый день января по одному и по другому из этих двух календарей.

Так как время приближалось, мы начали производить детальные приготовления. Были приготовлены различные традиционные праздничные сладости, были испечены и запасены торты, и всех детей допустили помогать в приготовлении того, что называлось "гостинцами" - обычно весело украшенных бумажных мешочков со сладостями, которые должны были быть развешены на елке. Сама елка была огромной. Мы спилили ее в лесу на территории Приэре, и она была установлена в главной гостиной, так высоко, что касалась самого высокого потолка. Примерно за день до Рождества все помогали украшать елку, что состояло главным образом в развешивании на ней подарков, а также в украшении ее сотнями свечей. Был срезан специальный длинный шест, чтобы снимать свечи, которые могли поджечь дерево.

Накануне Рождества поздно после обеда все приготовления были закончены, и вечером должен был состояться пир, после которого все приступали к раздаче подарков в гостиной. Начало темнеть, когда м-р Гурджиев послал за мной. Он расспросил меня о Рождестве в Америке и о том, что я чувствую в этот праздник и, когда я ответил, сказал, что, к несчастью, кому-нибудь из людей всегда необходимо по праздникам работать, чтобы другие могли получить удовольствие. Он упомянул людей, которые будут работать на кухне, прислуживать за столом, убирать и т.д., а затем сказал, что кто-то также должен быть на обязанности швейцара вечером. Он ожидал дальнего телефонного разговора, и у телефона должен был кто-нибудь быть. Он выбрал меня, потому что знал, что на меня можно было положиться; а также, потому что я говорил по-английски, по-французски и достаточно хорошо по-русски, чтобы ответить на какой-нибудь телефонный вызов, который мог случиться.