Детство Понтия Пилата. Трудный вторник - [11]
Благодаря воде я заговорил. С какого-то момента Лусена стала брать меня с собой на прогулки. Мы выходили из дома, пересекали несколько улиц и, выйдя к ручью, шли вдоль него до того места, где ручей, обогнув оливковую рощу, устремлялся напрямую к реке. Дальше мы никогда не шли, потому что Лусена всякий раз говорила: «Пора домой. Мы уже долго гуляем». И вот однажды я не сдержался и сказал: «А что там дальше? Давай посмотрим. Прошу тебя!» Лусена потом убеждала меня, что это были первые мои слова, что до трех лет я не произнес ни слова, так что отец даже уверился, что я родился немым, и только она, Лусена, верила, что рано или поздно произойдет чудо и я наконец заговорю; но что я сразу произнесу несколько правильных и «взрослых» фраз, даже она не могла себе представить… Так это было или не так, не берусь судить. Но, честно говоря, я и сам не помню, чтобы я разговаривал до этого случая. Думаю, потому, что у меня не возникало к этому никакой необходимости: Лусена, как я уже вспоминал, угадывала почти все мои желания.
Приблизительно с трех лет я стал исследовать животных. Причем особым вниманием у меня пользовались куры. Во-первых, потому что за ними было намного удобнее наблюдать, чем за другими животными. Они всегда были перед глазами, тогда как овец и свиней уже весной выгоняли сначала на ближнее, а потом и на дальнее пастбище, откуда они не возвращались даже на ночевку. Наш единственный осел почти всегда был в работе: на нем вывозили и привозили всякую всячину. Собаки у нас не было, потому что своих охотничьих собак отец держал вместе с лошадьми, у себя на службе, а охранять дом от воров не имело никакого смысла, потому что, даже если б были воры у нас в Леоне, никому из них и в голову не могло бы прийти забраться во двор к начальнику кавалерийской турмы, всаднику Марку Пилату!.. Во-вторых, куриная жизнь намного разнообразнее и интереснее для наблюдения: снесенное курицей яйцо можно взять в руки, ощупать и изучить, а если положить его под наседку и набраться терпения… Короче, я так увлекся этими своими наблюдениями, что даже отец обратил внимание на мое увлечение и, болезненно дернув щекой, назвал меня «куролюбом».
С четырех лет я оставил в покое кур и принялся изучать людей. Вернее, не их самих, а их занятия. Как убирают дом, как готовят еду, как прядут, шьют и чинят одежды и прочее и прочее я изучил, с утра до вечера наблюдая за Лусеной и двумя нашими рабынями-служанками. Раб-мужчина у нас был один. Но он был так называемым «военным рабом», то есть прислуживал отцу на службе, и в доме его, считай, почти никогда не было. Но вместе с нашими соседями, справа и слева, был куплен вскладчину раб, который обслуживал сразу три хозяйства. Он выполнял не только обычную мужскую работу, но иногда белил стены, чинил и укреплял потолочные балки, чистил засорившиеся водостоки, один раз разобрал и снова собрал печь на кухне. И всякий раз, когда он появлялся у нас, я ни на шаг не отходил от него, следя за тем, как он быстро и ловко работает.
Повторяю, людей я не видел – я следил за их руками. Меня интересовало «как?», а не «кто?» Моей Системе, чтобы она могла появиться на свет, требовался некий внешний толчок.
Этот толчок случился когда мне едва исполнилось пять лет.
XIV. Странно, что при своей врожденной наблюдательности я до последнего момента ничего не заметил. В свое оправдание могу привести лишь то, что Лусена всегда носила широкие и свободные одежды, никогда плотно не драпировала и не подчеркивала свою фигуру, как это любили делать другие женщины. Ни слуги, ни соседи также не догадывались, и вокруг меня не звучало ни намеков, ни слухов. И отношение отца к Лусене внешне ничуть не изменилось: он всегда так нежно на нее смотрел и так бережно к ней относился, что эту бережность и нежность едва ли можно было подчеркнуть или усилить.
Так что совершенно неожиданно для меня Лусена вдруг вскрикнула возле очага, присела на корточки; к ней тут же подбежала одна из служанок; Лусена, улыбаясь от боли, что-то прошептала ей на ухо, и эта рабыня схватила меня за руку, увела в комнату отца и там заперла (я уже, кажется, вспоминал, что это было единственное помещение в доме, которое запиралось как изнутри, так и снаружи).
Выпустил меня из заточения прибежавший со службы отец. Взгляд у него был безумный. Он взял меня на руки и вынес из комнаты, словно я был не одушевленным существом, а каким-то предметом, стулом или треножником, который стоял у него на пути и мешал двигаться по дому. Помню, он вынес меня во двор и прислонил к стене, ни слова при этом не сказав. И там, во дворе, я долго стоял, боясь пошевелиться, наблюдая за тем, как солдаты (отец привел с собой целую декурию!) плетут венки и украшают ими дом. Вернее, как сейчас помню, декурия конников распределилась следующим образом: два солдата бегали за цветами, два других плели из цветов венки, один солдат украшал уже готовыми венками двери и косяки, а еще три солдата вышли со двора на улицу и там, встав перед распахнутой дверью, совершали никогда не виданные мной до этого действия: один, вооружившись топором, размахивал им направо и налево, рассекая воздух; другой, притащив из кухни большой деревянный пест, мерно ударял им в порог, а третий в перерывах между ударами подметал порог щеткой. И тот, который размахивал топором, заметив меня, сурово приказал: «Присоединяйся к нам! Будем отгонять проклятого Сильвана, чтобы он не забрался в постель к твоей матери!» А тот, который стучал пестом в порог, дружелюбно предложил: «Иди ко мне. Я дам тебе маленький пестик. Будем вместе стучать и пугать огненного змея». А третий осуждающе посмотрел на меня и укоризненно заметил: «Что стоишь как истукан?! Радуйся! Прыгай! Сестра у тебя родилась! Дочка у нашего командира!..»
Жил-был Шут. Но никто из окружающих не знал этого настоящего его имени. Отец звал его Валентином, мать – когда Валенькой, когда Валькой. В школе называли его Валей.И только он сам знал свое истинное имя – Шут, гордился им, оберегая от чужих любопытных ушей и нескромных языков, носил его глубоко под сердцем, как самую большую тайну и самое сокровенное богатство, и лишь по вечерам, наедине с самим собой, дождавшись, пока родители лягут спать и не смогут нарушить его одиночество, заносил это имя в свой «Дневник».
Мы продолжаем изучать российскую историю, русскую и зарубежную литературу, историю Европы и Америки, музыку и искусство различных стран и народов с помощью уникальной серии «Умники и умницы». Эти книг основаны на заданиях всероссийской гуманитарной телеолимпиады, которая уже более двадцати лет собирает у экранов не только школьников, но и их родителей.«Умники и умницы» — это реальная возможность поступить в МГИМО, проверить себя, подготовиться к сдаче ЕГЭ, заполнить пробелы в знаниях и расширить свой кругозор.Помните, самообразование — это основа основ всяческого обучения!***От автора fb2-версии: Книга адаптирована под читалки Alreader и CR2.
«Умники и Умницы» — всероссийская государственная телеолимпиада, собирающая уже более двадцати лет у экранов не только школьников, но и их родителей, где автор и ведущий Юрий Вяземский проверяет знания игроков, в области мировой истории и культуры. «Умники и Умницы» — олимпиада, которая может помочь осуществить мечту — поступить в МГИМО.«От Рюрика до Павла I. История России в вопросах и ответах» открывает цикл книг, основанных на телепередаче. У вас есть уникальный шанс проверить себя, подготовиться к сдаче ЕГЭ, заполнить пробелы в знаниях и расширить свой кругозор.
«От Пушкина до Чехова. Русская литература в вопросах и ответах» продолжает цикл книг, основанных на популярной телеолимпиаде «Умники и Умницы», в которой автор и ведущий Юрий Вяземский проверяет знание игроков в области мировой истории и культуры.«Умники и Умницы» – это реальная возможность поступить в МГИМО, проверить себя, подготовиться к сдаче ЕГЭ, заполнить пробелы в знаниях и расширить кругозор.
Очередной сборник полюбившейся серии посвящен Древнему миру — одному из самых увлекательных разделов истории человечества. Эта скрытая во тьме тысячелетий эпоха полна тайн и загадок, удивительных, а подчас и невероятных фактов.Кроме того, автор уделяет особое место библейской истории Ветхого и Нового Заветов.
В сборнике «От Ленина до Андропова» речь пойдет не только об истории СССР, но и о том, что было до Советского Союза — о Революции и Гражданской войне, — и, безусловно, о литературе ХХ века.«Умники и умницы» — это реальная возможность поступить в МГИМО, проверить себя, подготовиться к сдаче ЕГЭ, заполнить пробелы в знаниях и расширить кругозор. Помните, самообразование — это основа основ всяческого обучения!***От автора fb2-версии: Книга адаптирована под читалки Alreader и CR2. В этих читалках реализована возможность гиперссылок - переходить от вопросов к ответам и обратно.
В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.
Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?
Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.
Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.
В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород". Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере. Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.
Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».
«Великий понедельник» – это роман-искушение, открывающий цикл «Сладкие весенние баккуроты», в котором автор рассказывает о событиях Первого дня Великой Страстной недели: о прибытии Христа в Иерусалим, о его пророчестве – смерти и предательстве учеников…Ранее роман выходил под название «Сладкие весенние баккуроты».
Фарисеи, Рим, ученики Христа — вот три силы, сошедшиеся в Иерусалиме под весенним небом в понедельник последней недели перед Воскресением Господним. И у каждой из этих сил — свои Истина и Цель…Феерический роман Юрия Вяземского окунает читателя в обстановку, живую настолько, что окружающая жизнь отступает куда-то в сторону…
Роман «Великий Любовник: Юность Понтия Пилата» продолжает знаменитый цикл, раскрывая перед читателем яркую эпоху Римской империи, еще далекой от своего падения. Здесь правят с помощью жестоких, но таких изящных интриг, когда поэзия может стать орудием, а любовь — поводом для казни.Это продолжение романа-свасории из «Трудного вторника», начатого автором в первых книгах — «Детство Понтия Пилата. Трудный вторник» и «Бедный попутай, или Юность Пилата. Трудный вторник».
«Бедный попугай, или Юность Пилата» — это воссозданная история великой и развращенной империи, раскрытая автором с шокирующей прямотой. Что без труда позволяет читателю не только перенестись в ту эпоху, но и найти параллели с современностью.Это не только продолжение цикла «Сладкие весенние баккуроты», но и истории жизни мальчика, будущего Прокуратора Понтия Пилата, начатой автором в книге «Детство Понтия Пилата. Трудный вторник».