Детство на окраине - [11]
Тропочка шла вдоль забора вокруг всей свалки кате раз над самыми лопухами. Сорвешься с тропочки, так прямо скатишься в лопухи. Ребята шли молча, затаив дыхание, словно боясь громким словом или восклицанием пробудить таинственную жизнь в сумраке бурьяна.
Глухо и пустынно было в этом конце пустыря. Далеко, так далеко, что не докрикнешь, ходили по траве коровы, сидели на упавшем дереве люди. Мама и отец тоже сидели там, Соня видела их. Ей сейчас очень хотелось бы очутиться возле них на солнышке, среди зеленой луговины. Но уже ничего не сделаешь, бурьян загородил дорогу.
— Я один раз видел, как из лопухов оборванец вылез… — обернувшись к ребятишкам, прошептал Сенька. — Морда красная, сам в лохмотьях.
— Ой… — Ребята совсем замерли. Торопливо, боясь хоть чуточку отстать, шагали они по узенькой тропочке.
Соня с тоской поглядывала на лопухи. Ей уже казалось, что верхушки лопухов покачиваются, будто кто-то крадучись пробирается понизу…
«Больше никогда не пойду! — думала Соня. — Только бы пройти! И больше никогда, никогда!..»
А тропке, казалось, и конца нет!
Но вот лопухи стали пониже, пореже. Уж и солнечные просветы начали появляться между ними… А вот лопухи и совсем кончились. Ура!
Сенька с веселым криком бросился с насыпи вниз, на зеленую луговину, на солнечный простор. И все ребятишки со смехом, с выкриками побежали следом. Страхи миновали, опасности остались позади. Если кто и вылезет теперь из страшных лопухов, то их уже не поймает.
Соня подбежала к маме, прижалась к ней.
— Ты чего это дрожишь вся? — спросила мама.
— Очень страшно было, — созналась Соня.
— А зачем же ходить туда?
Соня молчала, опустив глаза.
— Ведь вот боишься, — сказала мама, — а в следующий раз опять туда побежишь!
Соня не отвечала, а сама думала: побежит она туда еще раз или не побежит? Наверное, все-таки опять побежит!
Гроза
Дарья Никоновна осталась пасти коров, а Иван Михайлович пошел домой таскать воду коровам, готовить корм. Ребятишек он забрал с собой: побегали — и хватит, еще малы оставаться на свалке без присмотра. И только одна Соня осталась около своей мамы. Она тихонько бродила неподалеку от нее, отыскивала зубчатые шершавые листья травки-манжетки и собирала «просвирки». Просвирками ребята называли маленькие круглые, как лепешечки, семена манжетки. Соня собирала их и ела, и они казались ей очень вкусными.
Вместе с Дарьей Никоновной пасла коров Степаниха. А на другом краю луговины играли и возились друг с другом двое мальчишек-пастушат Ванюшка и Лешка. Они пасли коров богатого хозяина Нефедова. У Нефедова коров было целое стадо, и сам он их пасти не ходил.
Мама и Степаниха весело разговаривали. Степаниха любила побалагурить. Придумает какую-нибудь смешную историю и уверяет, что это все с ней самой случилось.
— Ну и выпила я рюмочку, — рассказывала она маме, — а закусить нечем. Пошарила по полкам — нашла огурец. Сижу жую. А зубов-то нету. Так и спать легла, а сама все этот огурец жую. Утром просыпаюсь — чем же такое у меня рот набит? Кричу своей: «Дуница! Что это у меня во рту?..» А дочка-то у меня, сама знаешь, какая ласковая: «А я почем знаю! В рот, что ли, я тебе полезу смотреть?..»
Обе, и мама и Степаниха, залились смехом.
— «Зови, говорит, Филата на помощь, а что ко мне пристаешь!» — продолжала рассказывать Степаниха. — А Филат — это садовник, на нашей улице живет. Ну с Филатом-то у нас вот что получилось. Шла я как-то мимо его сада, гляжу — ох, малина хороша! И растет у самого забора. Поглядела я в щелочку — Филата не видать в саду. Оглянулась кругом — и на улице никого нету. Думаю, дай-ка перелезу я через забор, поем малинки, да и обратно тем же путем. И что ж скажешь — полезла. Вскарабкалась. А юбка-то у меня широкая — ну и зацепись я за этот забор, да и повисни! Ой, батюшки! Вишу на заборе — ни взад, ни вперед! Хоть бы юбка-то разорвалась, думаю. А она коломянковая у меня, трещать трещит, а рваться — не рвется! То боялась, как бы этот Филат меня не увидел, а потом гляжу — так и всю ночь провисишь. Давай я этого Филата звать: «Филат! Филат! Сними меня, батюшка!..» Ну что ж скажешь? Пришел, снял. А уж посмеялся надо мной — ну, досыта!..
Сидели, балагурили, хохотали над приключениями Степанихи. И не заметили, как поднялась над луговиной черная туча. Вдруг потемнело, коровы забеспокоились. Дарья Никоновна вскочила — гроза идет! А у нее три коровы и Соня здесь!
Сразу хлынул дождь, засверкала молния. Степаниха повязала потуже платок, потому что ветер срывал его с головы, и поспешно погнала своих коров. Дарья Никоновна не знала, что делать; она старалась удержать около себя Дочку, подзывала Рыжонку и Красотку и совсем растерялась. Иван Михайлович уже бежал ей на помощь. Отец и мама схватили коров за ошейники и почти бегом повели их домой. Соня побежала за ними. Дождик сразу промочил ее клетчатое сарпинковое платье. Но дождик был теплый. Только очень страшно полыхала молния и грохотал гром.
Улицу еле перешли — по канавкам мостовой уже бежали бурливые ручьи. Соне вода была по колено. Она подняла повыше платье, хотя оно и так было мокрое, и перешла ручьи.
Мама с отцом повели коров в стойло, а Соне велели сейчас же идти домой. Анна Ивановна, вся встревоженная, встретила ее:
