Детский психоанализ - [4]
В своих играх дети символически представляют фантазии, влечения и переживания, используя с этой целью архаические, филогенетически приобретенные язык и способ самовыражения. Этот язык, столь хорошо знакомый нам по нашим же сновидениям, в полной мере мы способны понять, только применяя метод, предложенный Фрейдом для распознавания смысла снов. Их символизм имеет общую характерную особенность. Если мы хотим лучше понимать скрытый смысл игры ребенка в соотношении с их общим поведением во время психоаналитических сеансов, мы должны постоянно отслеживать не только то, что именно она символизирует и что заявляется в ней со всей возможной очевидностью, но также и способ репрезентаций и используемые механизмы в преобразовании снов. Мы должны сохранять объективность в том смысле, что в узловой точке, в которой проявляется сущность этих явлений, необходимо все время изучать их во всей совокупности.[7]
Если мы применяем такую технику, то довольно быстро убеждаемся, что дети проявляют не меньше ассоциативности в различных вариациях своих игр, чем взрослые в отдельных фрагментах своих снов. Детали игры отчетливо указывают путь внимательному наблюдателю, и время от времени, ребенок в открытую высказывает все то, чему можно смело приписать те же значимость и наглядность, что присущи ассоциациям взрослых.
Помимо архаичного метода репрезентаций ребенок использует также и другие примитивные механизмы, в частности, он подменяет слова движениями (подлинными предшественниками мыслей). У детей действие играет роль первого плана.
В «Истории инфантильного невроза»[8] Фрейд высказал следующую мысль: «Фактически, психоанализ, проведенный с невротизированным ребенком, на первый взгляд может показаться гораздо более убедительным, но в то же время он не может быть столь же богат материалом: необходимо предоставить ребенку слишком много своих слов и мыслей, а более глубокие слои при этом могут так и остаться невскрытыми и непроницаемыми для сознания».
Если же мы будем применять к ребенку один в один ту же самую технику, что используется для анализа взрослых, нам, конечно же, не удастся проникнуть в самые глубокие слои их психической жизни. Тогда как, именно эти слои особенно значимы с точки зрения ценности и успеха всего анализа в целом. Тем не менее, если отдавать себе отчет в психологических отличиях ребенка от взрослого и удерживать в памяти мысль, что у детей бессознательное находится в коротком доступе для сознания, а также, что самые примитивные тенденции сообщаются у них напрямую с наиболее сложными известными нам новообразованиями, такими, как, например, Супер-Эго; иначе говоря, если мы отчетливо распознаем способ самовыражения у ребенка, все эти сомнительные моменты, все эти неблагоприятные факторы просто-напросто растворяются. Мы утверждаем, что в действительности, во всем, что касается глубины проникновения психоанализа, с детьми можно достичь того же уровня, что и со взрослыми пациентами. Более того, детский психоанализ позволяет нам вернуться к первичным восприятиям и фиксациям, которые в анализе взрослых могут быть только реконструированы, тогда как у ребенка они репрезентуются непосредственно. Возьмем в качестве примера случай Руфь, в младенческом возрасте какое-то время она страдала от голода, так как у ее матери не хватало молока. В возрасте четырех лет и трех месяцев, когда она играла у меня возле раковины, девочка назвала кран с водой краном с молоком. Она заявила, что молоко попадает прямо в рот (отверстие сливной трубы), но течет оно слишком слабо. Это неудовлетворенное оральное желание проявилось также в многочисленных играх и драматизациях и явно показывало ее самоотношение. Например, она часто утверждала, что она бедная, что у нее только одно пальто и ей дают недостаточно еды, что ни в коей мере не соответствовало действительности.
Эрна в возрасте шести лет (она страдала от невроза навязчивых состояний) стала еще одной моей пациенткой, ее невроз был основан на впечатлениях, полученных во время приучения к личной гигиене.[10] Она изобразила мне все эти переживания в малейших подробностях. Однажды девочка посадила маленькую куколку на камень, изображая дефекацию, и разместила вокруг нее других кукол, которое должны были взирать на первую. Затем Эрна вновь прибегла к этому материалу в другой игре, в которой у нас были совсем другие роли. Она захотела, чтобы я играла роль младенца, который испачкал пеленки, тогда как Эрна стала его мамой. Младенец был предметом всяческой заботы и всеобщего восхищения. Вслед за этим у нее возникла вспышка ярости, когда она сыграла роль жестокой гувернантки, которая отшлепала ребенка. Эрна представила мне одно из первых травмирующих переживаний в своей жизни. Ее нарциссизм претерпел жестокий удар, полученный, когда она вообразила, что меры, принятые с целью сделать ее чистой, т. е. попросту вымыть, означают потерю того особого отношения, которым она пользовалась в раннем детстве.
В целом, в детском психоанализе невозможно переоценить степень влияния и давления на фантазию компульсивных повторений, проявляющихся в действиях. Конечно же, малыши гораздо чаще используют способ прямого выражения в действиях, но и в дальнейшем, повзрослев, дети регулярно прибегают к этому примитивному механизму, особенно, когда психоанализ успешно справляется с некоторыми видами сопротивлений. Для того чтобы анализ мог успешно продвигаться, необходимо, чтобы дети получали удовольствие от применения этого механизма, но это удовольствие всегда должно оставаться на службе у основной цели. Именно здесь мы впрямую сталкиваемся с превосходством принципа удовольствия над принципом реальности. Мы не можем воззвать к смыслу реальности у совсем маленьких пациентов, как это возможно с более взрослыми.
Мы все получаем не то, чего заслуживаем, а только то, о чем сможем договориться. Большинство наших потерь, ошибок и упущенных возможностей – это результат того, что кто-то оказался быстрее или точнее (не обязательно умнее) либо просто лучше устроился. Лучше сумел договориться. Так почему бы не научиться договариваться самим? Все равно мы каждый день ведем переговоры, даже если и не называем их так. Эта книга поможет превратить ваши договорные навыки в систему победителя.Итоги переговоров ежедневно влияют на нашу жизнь.
Мадам, вы такая умница! Вы настоящий гений, месье! Не верите? Напрасно.Флоранс Серван-Шрейбер, автор этой книги, знает, что внутри каждого из нас спокойным сном спят двадцать четыре сверхвозможности, которые могут превратить нас в миллионера или остроумного собеседника, главу корпорации или гениального оратора.В этой книге – инструкция, как разбудить эти силы. Все очень просто и действенно! И кстати, книга написана настоящей француженкой, а такая книга просто не может быть скучной и непонятной! Вы узнаете о тайнах подсознания, о скрытых возможностях вашего мозга, об источниках энергии внутри вас, и все это без напряжения и скуки, легко и даже весело! Вуаля! Будьте гениальны, умны и счастливы!
Это книга‑пособие для начинающих по формированию феминистского взгляда. В ней разные женщины ведут речь о сексизме и культуре насилия — двух китах «мужского мира», в котором мы все живем, а также о феминизме как его альтернативе. Сексизм начинается с невинного утверждения «Ты же девочка!», затем через гендерные стереотипы, обесценивание, объективацию, миф о красоте он приводит к мизогинии, трудовой дискриминации и ограничению репродуктивных прав. Возможно, читать все это будет больно, но у осознавшей изменится взгляд и перед ней откроются новые перспективы.
По мере укрепления и выхода США на мировую арену первоначальной проекцией их интересов были Европа и Восточная Азия. В течение ХХ века США вели войны, горячие и холодные, чтобы предотвратить попадание этих жизненно важных регионов под власть «враждебных сил». Со времени окончания холодной войны и с особой интенсивностью после событий 11 сентября внимание Америки сосредоточивается на Ближнем Востоке, Южной и Юго Восточной Азии, а также на западных тихоокеанских просторах.Перемещаясь по часовой стрелке от Омана в зоне Персидского залива, Роберт Каплан посещает Пакистан, Индию, Бангладеш, Шри-Ланку, Мьянму (ранее Бирму) и Индонезию.
Каким образом столкновение различий, которые отделяют людей, цели, интересы и приоритеты друг от друга, может генерировать свежую энергию, необходимую для решения проблем двадцать первого века? Где непредсказуемо развиваются взаимосвязи, прокладывающие новые пути для обучения сообществ и дающие новые инструменты в руки городских лидеров и горожан?В настоящей книге исследуется новая интегральная парадигма для развития городов, которая позволяет ответить на поставленные вопросы. Она прослеживает эволюцию системного, стратегического, социального и строительного интеллектов города и показывает градостроителям, законодателям, горожанам, гражданскому обществу и защитникам окружающей среды, как можно ощущать город, проживать в нём и устанавливать с ним взаимоотношения на основе целостности.
Мы все еще живем по принципу «Горе от ума». Мы используем свой мозг не лучше, чем герой Марка Твена, коловший орехи Королевской печатью. У нас в голове 100 миллиардов нейронов, образующих более 50 триллионов связей-синапсов, – но мы задействуем этот живой суперкомпьютер на сотую долю мощности и остаемся полными «чайниками» в вопросах его программирования. Человек летает в космос и спускается в глубины океанов, однако собственный разум остается для нас тайной за семью печатями. Пытаясь овладеть магией мозга, мы вслепую роемся в нем с помощью скальпелей и электродов, калечим его наркотиками, якобы «расширяющими сознание», – но преуспели не больше пещерного человека, колдующего над синхрофазотроном.