Детский мир - [30]

Сергей резко спросил:

– А учитель Мамонтов и Котангенс – я имею в виду Арнольда Петровича – ее работа?..

Муся кивнула.

– А пропавшие двое ребят: из третьей школы и Вася Байкалов?..

– По-видимому…

– Вот, – заметил тогда Сергей. – А ты говоришь: не злая…

Девочка Муся ударила кедом по угольной головешке:

– Ну как вы не понимаете?! Она и в самом деле не злая. Она просто не любит, когда ей в чем-то препятствуют, – когда кто-то не слушается или кто-то выступает против нее. Вот тогда она, разумеется, бывает жестокой. Но ведь если ее не трогать, она никому не мешает. Ну – пугает, ну – иногда кого-о наказывает. Но ведь с возрастом отстает и забывается постепенно. Главное – не надо ее раздражать. Пусть она сама по себе, а мы – как-нибудь. И потом тут все равно ничего нельзя сделать!..

Муся кричала, но – шепотом, у нее сильно сморщился лоб, а большие глаза растворяли лицо во влажном отчаянии.

– Я вас очень прошу, Сергей Николаевич, не надо ее сердить, а то кончится тем, что она рассердится по-настоящему и тогда заберет у вас что-нибудь дорогое…

– Тотошу, ты хочешь сказать. Так Тотошу она уже забрала, противная гадина. Тотошу я ей никогда не прощу…

Девочка Муся молчала. Только скулы ее болезненно заострились, и прорезались складки, ведущие от носа к губам.

Она точно осунулась.

Сергей – понял.

– Дрюня!.. – выдавил он жутким голосом. И вдруг заорал – так, что разлетелись из ивняка какие-то птицы. – Когда ты в последний раз видела Дрюню?!.

Он готов был куда-то бежать – что-то делать, крушить, что ему подвернется. Сердце у него катастрофически разбухало, а в затылке как будто лопались тонкие жилочки.

– Дрюня!!.

Однако, Дрюня уже вылезал из зарослей ивы, и угрюмое замкнутое лицо его выглядело недовольным.

– Ну что ты кричишь, папа?

– Домой, немедленно!..

– Папа!..

– Я тебе говорю: домой!..

Удар должен был быть нанесен, и протискиваясь в ивняк вслед за Дрюней, Сергей оглянулся: среди пепла костра, будто серые змеи, зашевелились прогоревшие головни…

11

Все было достаточно привлекательно. Сначала ели жареного судака, к судаку подавался чеснок, приправленный майонезом. Можно было с ума сойти от этого судака. Затем появилось мясо: запеченное в тесте и представляющее собой подрумяненные язычки. К мясу тоже был подан какой-то особенный соус. А когда все отдулись и наступило некоторое осоловение, то неутомимая Ветка внесла громадный «наполеон» – весь пропитанный кремом и разукрашенный кусочками шоколада.

Вид у этого «наполеона» был потрясающий.

– Ой, девки… – в притворном ужасе простонала Татьяна. – Пощадите простую советскую женщину. Растолстею – мужики не будут любить…

Она замахала руками.

– Ничего, – спокойно ответила Лидочка, придвигая розетку. – Мужики лишь прикидываются, что любят спортивных и тощих, а на самом деле им подавай – побольше и попышнее. Что-бы было к чему приложить усилия. Правда, Сереженька?..

– Ну… бывает по-разному, – дипломатично ответил Сергей.

– Нет, ты нам как специалист объясни!

– Какой я специалист…

– Девки, он просто признаваться не хочет. А ведь – любит, любит, чтобы всего было много!

– Любишь, Сережа?..

– Мы никому не расскажем!..

Обе они игриво подталкивали Сергея. Лица у них раскраснелись, и виновата в этом была бутылка «Твиши», которую уже опорожнили.

Ветка с некоторым пристуком опустила «наполеон» на середину стола.

– Ладно, ладно, – сказала она грубовато. – Между прочим у вас свои мужики имеются. Нечего тут на чужого мужа наваливаться. Лидка, я кому говорю: отодвинься!..

Впрочем, до серьезного инцидента все-таки не дошло: Лидочка тут же отпрянула от смущающегося Сергея и, мгновенно получив за это кремовый огромный кусок, принялась уплетать его, прихлебывая кофе из чашки. Выражение глаз у нее стало сосредоточенное. Вероятно, это занятие поглощало ее целиком. Татьяна же, оставшаяся без напарницы, не решилась одна продолжать рискованную беседу, а, вздохнув и какое-то время поколебавшись, в свою очередь погрузилась в слоено-кремовое великолепие.

Таким образом, ситуация разрядилась. Воцарилось молчание, лишь изредка прерываемое – «Ах»! и «Ох»! – да из комнаты Дрюни докатывалась музыка магнитофона.

Дрюня, видно, «балдел» – или как это у них называется.

Впрочем, долго так продолжаться, естественно, не могло, Лидочка несмотря на субтильность мгновенно управилась с тортом, и, пока отказавшись от предложенной ей тут же добавки, закурила, пуская под потолок волны рыхлого дыма.

– А что, девки, – небрежно сказала она. – А вы слышали самые последние новости? Ну – насчет того, что нашли растерзанный манекен? Ну, быть может, не манекен, а куклу – мне Харитоша рассказывал…

– Это – нынешней ночью? – спросила Татьяна. – Девки, просто жуть, что у нас происходит!

У Сергея задрожала в руках чашечка с кофе.

– Какой манекен?

А Татьяна от этих слов даже подпрыгнула.

– Разве ты не слыхал?..

– Постовые наткнулись…

– Думали, что – убийство…

– Весь город гудит…

Они обе обрадовались, что появился, наконец, свежий слушатель, и, перебивая друг друга, выложили подробности.

Прошлой ночью, оказывается, милицейский патруль, регулярно теперь прочесывающий городские кварталы, обнаружил неподалеку от «Универсама» тело мужчины, у которого была оторвана голова, а часть туловища – расплющена и превращена в ужасное месиво. Находился он на проезжей части дороги и, наверное, брошен был здесь совсем недавно. В общем, зрелище удручающее, поначалу предполагалось, что мужчина убит, и патруль даже вызвал подмогу, чтобы начать поиск преступника, но при ближайшем рассмотрении обнаружилось, что лежащее тело представляет собой не человека, а куклу, – сделанную из разных тряпок и старых газет и раскрашенную, между прочим, с большим искусством. Кукла была одета в рубашку и джинсы и издалека действительно походила на человека. Она даже была обута в ботинки, зашнурованные и прибитые к деревянной основе. Работа – чудовищная. Оставалось лишь непонятным: то ли кто-то бездарно и легкомысленно пошутил, то ли куклу изготовил убийца и дает таким образом знать о готовящемся преступлении. Эту версию Татьяна считала более вероятной. К сожалению, скрыть происшедшее не удалось, население взбудоражено, милиция пребывает в растерянности. В общем, девки, на улицу страшно выйти.