Детский мир - [9]

– Эй, ты живая там? – Зверёныш решил не рисковать рукой и пнул меня по ноге кончиком кроссовка. Не сильно.

Хотелось попросить пощады и взмолиться: «Убейте меня!» – но из груди вырвалось странное бульканье.

– Оль, мы уже не скачем больше, – радостно сообщила моя названная сестра, и я открыла глаза. – Мы теперь под водой едем.

Мне доводилось читать, что на некоторые отдалённые острова Яхона пути сообщения проводились по дну океана. Говорят, когда их строили, океана здесь не было и в помине, а планета вообще представляла собой пустыню. Но я думала, что это сказки. Теперь я могла сама убедиться в том, что хотя бы часть из всего написанного в учебниках по Древней истории было правдой.

Пути сообщения действительно шли по дну Океана. И от одной мысли, сколько лет страховочному стеклу, становилось дурно.

– Тут главное не вспоминать псевдоисторические факты, – Зверёныш почесал кончик носа и спросил, демонстративно не глядя в мою сторону: – Слушай, а ты правда можешь руку сломать? Мускулатура у тебя как-то не очень…

– Поверь, мускулатура в этом деле не главное, – заверила я и прикрыла глаза.

– М-м-м… понятно… это хорошо, что не главное. Слушай, Старушка, когда подъезжать будем, я сигнал дам, лучше ухватись за что-нибудь. Там еще одна яма. Тряханёт так, что все кишки точно выблюешь, – сообщил он и щедро протянул мне флягу с водой.

– Откуда знаешь? – я не стала играть в гордую девочку и отказываться от питья, но прежде чем сделать первый глоток, предложила попить Лёшке. Зверёныш нахмурился, хотя спорить не стал.

– От верблюда, – мальчишки переглянулись. Товарищ выглядел удивлённым, а Зверёныш совершенно счастливым, но мне было плевать, я решила не лезть с расспросами. Пока. Но взяла на заметку его не первый намёк на то, что он уже бывал в Детском корпусе.

До конца пути мы не разговаривали. Я пыталась справиться со спазмами обиженного желудка, а мои спутники радовались красотам подводного мира.

Солнце давно упало за левый край океана, когда я стала очень сильно сомневаться в том, что поступила правильно, когда переступила жёлтую черту платформы. Может, стоило пробежаться по Кирсу? Определённо, в этот день подростков отправляли не только в Детский корпус, но и в Дипломатический, и в Медицинский, и в Развлекательный… Зачем я так сглупила? Откуда во мне эта самонадеянность и уверенность в том, что я смогу отсюда выбраться?

Дело близилось к десяти вечера, и нас, всех кто прибыл на платформе, пересчитали. Приехало сто пятьдесят семь человек – странно, на площади Кирса казалось, что одетых в чёрные спортивные костюмы детей гораздо больше. Затем нас разбили на группы и пропустили в ПВМ – Первое Внутреннее Междустенье. Первое! Я боялась думать о том, сколько их ещё нам предстоит преодолеть, сможем ли мы сегодня поспать и получится ли сегодня поесть. Последний вопрос меня волновал особенно, потому что острый помидорный суп, который я лениво дегустировала на обеде, и королевская креветка растворились в моём обиженном желудке, как прошлогодний снег.

– Старушка, пожевать ничего нет?

– Зверёныш, я на этот вопрос тебе уже отвечала.

По какому принципу приёмная комиссия, состоявшая из пяти подростков в ярко-зелёных строительных жилетах, делила нас на группы для меня осталось загадкой. Не по возрастному и не по половому, однозначно. Но каждый пропускной пункт мы проходили неизменно одним и тем же составом в одном и том же порядке: Товарищ, я, Лёшка и Зверёныш как замыкающий.

– Номер шестьдесят семь! – объявил громкоговоритель, и Товарищ радостно взметнулся, потрясая выданной счетной машинной бумажкой.

– Ну, наконец-то! – проворчал Зверёныш в спину своему другу. – Картошки на меня тоже начисти, если достанешь в это время… – крикнул он приятелю, а затем повернулся ко мне и подмигнул: – Слушай, точно можешь руку сломать?

– Ну, могу, – я тихонько потрясла задремавшую Лёшку за плечо.

– Я потом тебе покажу того, из-за которого мы тут столько времени торчим. Начистишь ему рожу? Северу уже давно никто рожу не чистил… А, Старушка?!

– Номер шестьдесят восемь! – равнодушно объявил механический голос, избавив меня от необходимости хамить.

Он заставил Алевтину вцепиться десятью пальцами в мою правую руку:

– Не уходи!

Я с трудом сдержала болезненный стон.

– Пожалуйста, не бросай меня!

– Лёш, – я наклонилась к ней и шепнула тихонечко на ушко: – Всё будет хорошо. Мы же теперь семья, помнишь?

Она яростно затрясла соломенными кудряшками.

– Я боюсь!

Кудряшки не останавливались ни на миг, но я всё-таки умудрилась отлепить от себя девчонку, не без помощи Зверёныша, надо сказать, и прошла к двери, над которой мигал мой номер.

Первым, что я увидела, зайдя в комнату, была девушка.

Красивая, с собранными на затылке каштановыми волосами, в чёрных облегающих джинсах-стрейч. Ее лениво обнимала чья-то рука.

Я кажется сглотнула, после чего упёрлась взглядом во внимательно наблюдавшие за мной чёрные глаза. Заметила изогнутую бровь и искривлённые в понимающей улыбке губы в обрамлении небрежной щетины.

Волшебство разбилось, осыпалось мелкими осколками у моих ног, и я, наконец, смогла оглядеться по сторонам.